– Прости, мам, – проговорила я, чувствуя спазм, перехвативший горло. – Мы с Лёвой были заняты.

– С каких это пор моя дочь для меня занята? Точно всё в порядке? – еще больше забеспокоилась она.

– Мам? – неуверенно протянула я, сама не зная, что хочу сказать, нельзя было, чтобы глупые вопросы вырвались наружу!

– Что, Таюш? – ласково спросила она, словно чувствуя мое состояние.

– Я ведь твой любимый ребенок? – все-таки вырвалась из меня глупость.

– А ты сомневаешься? – лишь рассмеялась она, отчего на душе тут же стало легче. – Только не говори этого своим братьям! – продолжила она весело, а я почувствовала, как горечь и обида окончательно меня покинули. Ну не дурочка ли я? Как можно было вообще думать обо всех этих глупостях и страдать из-за них?! Моя мама всегда будет моей мамой, вне зависимости от того, что несет та корыстная женщина!

– Я тебя люблю, мам, – выдохнула я, улыбаясь сквозь навернувшиеся на глаза слезы. – И уже скучаю, несмотря на то, что уехала всего несколько дней назад.

– Ты какая-то странная, поругалась снова с Лёвой?

– Нет, мам, наоборот, мы разрешили все наши разногласия, – с двойным облегчением выдохнула я.

Во-первых, называть маму мамой оказалось точно так же просто, как и раньше. Небеса не рухнули, и земля не обвалилась под ногами. А во-вторых, так здорово было осознавать, что мы с Лёвой действительно поняли, в чем была суть наших проблем, и теперь от них не осталось и следа!

– Ты не представляешь, как я рада! – воскликнула мама, и я, как наяву, представила ее теплую улыбку и тонкие лучики морщинок в уголках глаз. – Мы все переживаем, когда вы с ним ругаетесь и ходите насупленные, так и хочется разогнать по углам, но вы уже не дети.

– Мам, это не повод грустить, – заулыбалась я, услышав, как в дверь стучит работник отеля, чтобы сделать уборку в номере. Мама не должна услышать его! – Ой, мне надо бежать, – быстро попрощалась я, нажимая на «отбой», потом беря телефон снова и кидая маме в мессенджере кучу смайликов-сердечек.

Пока номер убирали, я быстро оделась в легкий сарафан, плетеные босоножки на танкетках и кепку, потом вернулся Лёва, сообщивший, что мы отправляемся на экскурсию. Не в себе от радости, я кинулась обниматься, а зачем начались наши прогулки, экскурсии и развлечения, о которых я так мечтала. Лёва был рядом, и лучшего времяпрепровождения невозможно было придумать. Малейшие призраки грусти исчезли, и всё, что я хотела, это вернуться домой, обнять маму и сказать ей, что очень ее люблю.

– Хочу купить маме подарок на память. И так дать понять, что мы были в Турции, – рассказывала я Лёве, когда мы шли по турецкому рынку, держась за руки. – Не думаю, что она будет злиться.

– Не будет, – согласно кивнул Лёва, – никто из них не будет злиться. Сувениры купим всем.

– Точно! Ты гений, Лёв! – охнула я, подбегая к лавке, где в изобилии были представлены сувениры, открытки и всякая всячина. – Хочу такую шляпу! – подлетела я к полке с шикарными белыми шляпами с огромными полями, надевая ее на голову, хватая за края и начиная крутиться перед зеркалом. – Мне же идет? А то кепка не подходит к платью.

– Мы шляпу покупаем или подарки всем? – засопел Лёва, который уже вовсю разглядывал сувениры на другом краю лавки.

– И подарки, и… мне подарки тоже! – пояснила я, смотря на цену шляпы. – Но, если дорогая, покупать не будем.

– Я вам скину цену, такой красивый дэвушка как не скинуть? – удивил меня знанием русского языка продавец в халате и тюбетейке, когда он говорил, его козлиная бородка тряслась, что заставляло меня сдерживать смех, но больше меня волновало то, что он очень активно лез к нам, чтобы предложить скидки.

– Подождите, я уже запуталась, сколько это стоит? – допытывалась я, прерывая его бесконечное тарахтенье.