– Забавно, что ты спросила именно о них – их тоже я делал. У Шанталь была чертова куча книг.
– И все ушло на распродаже?
– Насколько я слышал, тематическая коллекция – да. Но у нее было множество книг не по специальности – хорошие серьезные книги. Думаю, она продала их местным букинистам.
На улицах – толпы: все желают приобщиться к искусству. Две соревнующиеся группы уличных музыкантов играют по обе стороны проезжей части, создавая странную какофонию. Рэпер, стоя на платформе грузовика, вымучивает из себя несуразные строки, а обдолбанная, анорексичного вида девица со спутанными светлыми длинными волосами устроилась в заколоченных дверях магазина и бессмысленно дергает струны контрабаса.
Мы заходим в одну из галерей: внутри такое скопление посетителей, что картин почти не видно. Джош протягивает мне руку и помогает пробраться ближе к стене. Он внимательно изучает картины, а я – его. То, с каким уважением он рассматривает каждую работу, впечатляет.
– Что-нибудь понравилось? – спрашиваю я, когда мы выходим на улицу.
– Ага. Триптих. И цена приемлемая. Не то чтобы я собирался купить: у меня собственные работы девать некуда.
Насчет триптиха я согласна. Единственная приличная работа на выставке.
Галерея, затем другая, третья, десятая… В глазах рябит от картин, скульптур, инсталляций. В гараже на Двадцать пятой мы попадаем на перформанс: группа молодых актеров в черных водолазках – что демонстрирует их принадлежность к сообществу «Да пошло оно всё!» – сидя за круглым столом лакомятся побегами спаржи и с псевдосерьезными лицами декламируют анархистские лозунги. Это нелепо и смешно, – однако меня больше интригует внимание зрителей, нежели само представление.
Шепчу Джошу:
– Вот из-за таких у моего дела плохая репутация.
Он поглощен происходящим и не реагирует.
Я недоумеваю.
Толпа несет нас в сторону Бульвара, и я интересуюсь, принимал ли он участие в протестном движении «Освободи Окленд».
Джош качает головой.
– Я поддерживаю их цели, но в их лагере было полно карманников и наркоманов. А поскольку я здесь живу, желания пакостить в собственном доме у меня не возникало. – Он ухмыляется. – И да, в душе я анархист.
Мы находим свободный столик на веранде кафе, садимся и заказываем кофе.
– Понравилось? – спрашивает он.