Иван свет Васильевич ухватил самого щуплого из нападавших за грудки, и использовал его в качестве щита, ловко подставляя под удары еще четверых налетчиков, которые пытались достать Царёва своими дубинками, но постоянно попадали по несчастному товарищу. При этом владетель одной шестой части Старого Света был полуобнажен. Всё его одеяние составляла одна только шелковая простынь, накрученная на тело на манер древних латинян. Это несколько стесняло его движения, но не умаляло опасности для врагов! Улучив момент и рассчитав внутренним арифмометром подходящую траекторию, Иван перехватил свою жертву поудобнее и запустил основательно измочаленное человеческое тело в нападавших. Мощное усилие императорских дланей вышибло из комнаты сразу двоих налетчиков — они вылетели сквозь разбитое окно и там, во дворе, снова послышался мясной хруст и сдавленные вопли… Троих, если считать того, который выполнил роль метательного снаряда.

Ина Раджави в невесомом пеньюаре стояла в углу опочивальни, сразу за огромной кроватью с балдахином. Я готов был поклясться — на ее лице не промелькнуло и тени страха, даже когда к ней кинулись два оставшихся в живых налетчика. В руках одного из них сверкнул нож: хочет убить, взять в заложницы? Думать было некогда: Император не успевал, и оба выстрела — стеценкин из пистолета и мойиз револьвера — прозвучали одновременно.

Негодяй с ножом и второй — с дубинкой— рухнули на пол, обливаясь кровью. Как было заведено у нас еще в штурмроте — я уложил правого, зам — левого. Люблю этого стервеца!

— Вы? — ошалело смотрел на нас Император. — Но откуда?

Его мускулистый торс и руки были залиты кровью, отросшие волосы — всклокочены, глаза горели яростным синим светом.

— Ваше… — едва не совершил очередное кретинство я, но вовремя спохватился. — …Ваше нынешнее состояние предполагает необходимость посетить ванную комнату. Мы со Стеценкой зачистим дом, а вы с дамой приведите себя в порядок…

От моих глаз не укрылось то, как дернулась та, что именовала себя Иной Раджави, когда я едва не назвал Царёва «величеством». Это добавило еще один камешек на весы сомнений, и чаши их шатались всё сильнее, пока мы ходили по дому и выносили трупы во двор. Мой зам снова взял на себя роль палача — он расстрелял остатки магазина в корчащихся на плитах двора баалитов. Не было сомнений, что это именно они — налетчиков выдавала характерная ругань и молитвы, с которыми они отправлялись навстречу со своим жестоким божеством… В моменты страданий всё напускное слетает с человека, оставляя лишь истинную сущность — и теперь, перед смертью, баалиты не сдерживали себя.

Наконец дело было сделано. Тела лежали в рядок у забора — и охранники, и нападавшие. Стеценко остался, чтобы забаррикадировать калитку, а я поднялся наверх — переговорить с Царёвым и убедиться, что там всё в порядке.

Император нашелся на крыше. Он был одет в свой обычный серый френч и брюки свободного покроя, вместо сапог на ногах у него я разглядел мягкие парчовые тапки с острыми носами.

— Вы презираете меня, шеф? Я предатель? — спросил он, глядя на изукрашенную бисером и вышивкой обувь.

— Нет, Ванечка. Я тебя не презираю, и никакой ты не предатель. Ты — самый настоящий кретин, — сказал я. — Впрочем, я — тоже.

Он оторопело глянул на меня своими неимоверными глазами.

— Это как понять? — черный стыд и глухая зеленая тоска о своем недостойном поведении сменились на искреннее удивление.

— А скажи-ка мне, Ваня, как ответила твоя ненаглядная Ясмин в ответ на радиограмму-объяснение по поводу того, что ты многое переосмыслил и вам теперь не быть вместе?

— Но откуда… Ах, да — Стеценко! Ну да… Ничего не ответила!

— А скажи-ка мне еще, расставались ли вы с вашей ненаглядной госпожой Раджави хотя бы на час с тех пор, как принялись за поиски меня, грешного?

— Э-э-э-э… Ну, разве что в уборную или… Она заехала за мной сразу после того, как я отбил шифровку Ближнему Кругу и радиограмму — Ясмин, но… Но к чему эти вопросы? — в душе у Ивана к удивлению явно начинала примешиваться досада и более того — гнев.

Всё-таки наш Император был ещё юношей — и реакции его были соответствующими, несмотря на могучий интеллект, внешность былинного героя и груз ответственности на царственных мускулистых плечах.

— А был ли ты где-нибудь в этом особняке, кроме этой замечательной опочивальни и кухни, и роскошной ванной? — продолжал давить я.

— Шеф, к чему такие вопросы? Это переходит всякие границы, я… — под моим взглядом он смутился — вспомнил, что развлекался тут, пока его старший товарищ и спаситель явно подвергался смертельной опасности.