Отказаться Финт никак не мог. Сэр Роберт обменялся кивками с Анджелой, увлек Финта из зала вниз по ступеням и наконец ввел в истинный рай: куда ни глянь – красное дерево, сверкающая медь и латунь.

Все искрилось и сияло: дворец как есть. В трущобах сортиры были тесными, грязными и омерзительно воняли; снаружи и то лучше – и многие этим пользовались; а значит, ходить ночами по узким переулкам было приключением весьма рискованным. Соломон, в таких вещах крайне щепетильный, держал переносное ведерко с небольшой отдраенной деревянной крышкой на те моменты жизни, когда надо посидеть спокойно. В обязанности Финта входило выносить ведро в ближайшую выгребную яму, да только они постоянно переливались через край; как бы то ни было, каждую ночь приезжали телеги с бочками для вывоза нечистот, что слегка облегчало положение – рабочие сгребали дерьмо и увозили прочь, заодно с конским навозом. Но как бы часто ни наведывались телеги, сколько бы золотари ни чистили отстойники, от вчерашнего ужина тебя отделяло немногое. Но здесь – о, здесь царило великолепие, и хотя Финт понимал, для чего в полированном красном дереве проделана дыра, воспользоваться ею казалось святотатством. А это еще что такое? Бумажные листы, уже нарезанные и готовые к употреблению; Соломон точно так же поступает с «Джуиш кроникл»; а еще тут были зеркала, и маленькие брикетики мыла в раковине, нежные, и пахли так хорошо – Финт не удержался и прикарманил-таки парочку, несмотря на чужое присутствие, – их же тут так много.

Мгновение-другое Финт ошеломленно оглядывался по сторонам – несмотря на переполненность мочевого пузыря и некоторую нервозность при мысли о том, что он заперт в одной комнате с боссом пилеров. А тот, блаженно развалившись в дорогущем кресле, как ни в чем не бывало прикуривал сигару.

Сэр Роберт Пиль одарил его улыбкой.

– Будьте так добры, не церемоньтесь, мистер Финт; я не тороплюсь и, как вы, наверное, уже заметили, нахожусь между вами и дверью.

Эта информация – в тот самый момент, когда Финт только подступился к блестящему, вычурно изукрашенному унитазу, – повергла беднягу в состояние, в котором дело насущное вдруг показалось неисполнимым. Он оглянулся через плечо. Сэр Роберт даже не смотрел в его сторону: он просто наслаждался сигарой, как будто все время мира было к его услугам. Но поскольку ничего плохого пока вроде не произошло, Финт обуздал свои страхи и взялся за… ум, дабы на деле оценить безупречную работу этого диковинного нового изобретения. Когда он закончил, сэр Роберт лаконично посоветовал из глубины кресла:

– А теперь потяните за цепочку с фарфоровым набалдашником слева.

Финт давно уже недоумевал про себя, зачем эта штука. Она так и просится, чтоб за нее дернули, верно? Но зачем? Сообщить другим людям, что ты уже все? Или это звонок такой – чтобы, пока ты внутри, никто больше не вошел и тебя не потревожил? Ну ладно, где наша не пропадала; он потянул за симпатичный керамический набалдашник – несильно, но с надеждой – и на всякий случай отступил на шаг: вдруг он натворил что-то не то и грядут неприятности… но в унитазе всего-то навсего заплескалась и забулькала вода, и вот уже на нем ни пятнышка. Здоровская штука, нам бы такую!

Финт стремительно развернулся.

– Да, сэр, я как-нибудь да справлюсь. Я вижу, что вы ведете свою игру, сэр. Но я в толк не могу взять, что вам от меня надо.

Сэр Роберт покосился на кончик сигары, как будто впервые ее заметил, и небрежно обронил:

– Мне бы очень хотелось знать, как именно вы совершили убийство в канализации сегодня днем.

Внутри Финта палтус и все его маленькие друзья устремились было на волю, ноги подогнулись сами собою, и на мгновение Финт испугался, что загадит весь этот сверкающий пол, но тут он напомнил себе: «Я никого и никогда не убивал, не пытался убить, да и времени у меня не было». Так что он ответствовал:

– Что еще за убийство? – унимая палтуса и веля ему вести себя паинькой. – Я никого не убивал, вообще никого!

Глава лондонской полиции жизнерадостно откликнулся:

– Ну что ж, забавно, что вы так говорите, потому что я-то вам верю, но, как ни печально, у нас в морге лежит труп – и двое свидетелей уверяют, будто это ваших рук дело. А самое забавное – вы просто обхохочетесь! – им я не верю. Да, налицо мертвое тело, о нем нам сообщил джентльмен, известный в округе как Паскуда Смит – вероятно, ваш знакомый?

– Паскуда Смит? Да он пьет без просыпу, и штаны вечно мокрые. Он кого угодно заложит за пинту портера. Держу пари, второй – это Кривой Энгус, старый солдат, у которого полторы ноги…

Этот человек сказал, что не думает, будто Финт кого-то убил, и это добрый знак, верно? Самый что ни на есть добрый, и все-таки смотрит главный пилер многозначительно – такой взгляд ты приучаешься безошибочно распознавать после стычки-другой с представителями закона. Взгляд этот недвусмысленно говорит: закон доводит до твоего сведения, что закон всегда возьмет верх, так что смотри, веди себя благонравно, потому что ты – враг закона, разве что закон скажет тебе, что нет.

Мистер Пиль наблюдал за юношей, улыбаясь краем губ – такую улыбку на лице пилера проигнорировать никак нельзя. Это король пилеров, думал Финт, сам великий Пиль, так что любой финт поймет: тут финтить не с руки. Внимательно следя за улыбкой, Финт промолвил:

– Вы говорите, что не думаете, будто я кого-то убил; но двое свидетелей уверяют, что это был я, так? А чье тело-то? И почему вы верите на слово мне, а не им?