Кто-то недавно сказал, что ад — это изоляция. Разобщенность со вселенной.

Мы тут с другом ходили в Музей Югославии, и когда шли обратно к автобусу — или трамваю, уже не помню, — меня осенило.

Я тогда много об этом думала и вдруг поняла, почему меня так завораживают иконы сербских святых. На них изображены люди, реальные, каждый — с непростой жизнью, которая стала житием. Я далеко не святая, но у меня реальная, сложная жизнь. Которая — и не раз — становилась объектом вымысла. Иногда при моем соучастии. Иногда — без моего ведома или согласия. Таковы побочные эффекты статуса микрознаменитости.

Заметьте, никаких оценочных суждений.

Уж как есть, и я пока не готова бросать свою работу — ни порноактрисы, ни публичного человека (не то чтобы одно не следовало из другого). Вот только отмахнуться от того что мне приписывают, не всегда просто.

Многие привыкли видеть меня двухмерной картинкой на экране и воображают обо мне невесть что — так, чтобы это вписывалось в их картину мира. Проецируют на меня свой стыд или свои желания, порой с такой ненавистью или подобострастием, что это обескураживает. Это расчеловечивает. И да, это тоже часть профессии.

Когда я участвовала в подкасте Guys We Fucked, то описала это так: «Будто стоишь на пьедестале в мусорном баке».

Женщины говорят мне, что восхищаются [подставьте сюда любую невероятную фантазию о моей жизни или черту характера, которая настолько мне не свойственна, что кажется, будто они меня с кем-то спутали]. Мужчины же спешат поделиться тем, какие они плохие — или, наоборот, хорошие, и ждут одобрения, будто я что-то вроде святой покровительницы шлюх.

Эти проекции и стремление к идеалу, по-видимому, заложены в человеческой природе, иначе это не повторялось бы раз за разом и меня не объективировали бы так часто. Нам всем нужен кто-то сильнее и больше нас, чтобы излить на него всю нашу боль и чаяния.

Так на Западе на смену язычеству и пантеону грекоримских божеств пришел единый Бог авраамических религии, его сменили короли, а их — актеры и музыканты. Теперь к этой цепочке подключились звезды реалити-шоу и порой порнозвезды.

(Говорят, об этом писал Ницше, но я не то чтобы много его читала. Возможно, когда я покончу с размышлениями о религии, вернусь к философии.)

Когда кто-то из шоу-бизнеса достигает определенного уровня мастерства или славы, мы называем его иконой. Меня тоже так называли — и журналисты, и люди, которых я считала равными, пока они не начали возводить меня на пьедестал.

Когда отчуждение становится почти невыносимым, православные святые помогают мне почувствовать себя менее странной и одинокой — так, как это не удается ни друзьям, ни моему психотерапевту.

И когда у меня получается упорядочить свои мысли, оказывается, что истина все это время была у меня прямо под носом.