– В смысле?! – она все же садится.

Подтягиваюсь выше на подушках, чтобы было удобнее смотреть ей в глаза.

– В прямом. Он раскаивается. Мол, много дерьма в жизни сделал. Все, что осталось, это дочка. Он на тебя не претендует, но всю собственность отдает в твои лапки, Лисенок. Марк все доки проверил, там все честно. Отцу твоему передали, чтобы он тоже все посмотрел.

– Охренеть… – выдыхает малышка.

– Лис, я Макарову обещал, что спрошу. Вот, спрашиваю. Ты поговоришь с ним?

– О чем, Фил? – хлопает ресницами.

– Не знаю, – жму плечами.

– Вот и я не знаю, о чем говорить с человеком, который столько всего ужасного сделал. Нет. Я не буду с ним говорить. Он насиловал женщин, он… он… Столько всего сделал моей маме! Нет!

– Тихо, тихо, иди сюда, – двигаюсь, обнимаю. Ее всю трясет. – Я должен был спросить. Я дал слово. Не плачь. Нет, значит нет. Тебя никто не заставляет.

– Как так можно вообще? – всхлипывает она. – Просто взять и явиться после всего, что было?! Зачем мне его бизнес? Зачем мне его квартира? Что мне со всем этим делать? Я не просила! Мне не нужно ничего! Пусть просто исчезнет туда, откуда он появился.

– Он исчезнет. Он тоже дал мне слово.

– И ты ему веришь? Такому человеку можно верить?!

– Конкретно в этом случае верю. Ты ведь в меня поверила. Все отвернулись, а ты поверила.

– Это другое… – вытирает слезки с щек.

– Возможно. Успокаивайся, моя маленькая, – прижимаюсь губами к ее лбу, глажу пальцами вдоль позвоночника. – Все хорошо. Я рядом. Я люблю тебя.