— Нормально. В общем-то. Сказал, он очень рад, что мы нашли общий язык. Сказал, что ты действительно замечательный человек.
— О-о-о, уверена, если мы скажем ему правду, он изменит свое мнение на этот счет!
— Ира, да что с тобой? Возьми себя в руки. Отец рассказал мне нечто очень странное, — Аня садится на диванный подлокотник. — Ему снился сон.
«Уже плохо», — думает Ира.
— И в этом сне он с точностью описал сцену… ту сцену, которую мы видели с тобой в церкви. О том, как мы все поругались, а ты ушла. Он ничего не помнит из того, что говорил во сне, говорит только, что его напугал собственный гнев по отношению к тебе, и что он никогда не поступил бы подобным образом, не стал бы кричать на тебя. Это навело меня на мысль. А что, если наша Волшебная фея была не совсем права? Что если какая-то часть памяти моего отца из другой вероятности перешла к моему отцу в этой реальности?
— Ох, не знаю. Не нравится мне все это…
— Это еще не все. Отец нашел в старом альбоме фотографию, на которой изображены мы втроем на твоем выпускном.
— Но этого не может быть! Ведь вас там не было!
— Вот именно. Это фотография из другой вероятности. Как та, что мы нашли в Стокгольме. У меня возникло огромное желание тут же рассказать отцу обо всем, но я решила сделать это вместе с тобой. Поэтому собирайся скорее, Ирин. По всему выходит, что мой отец тоже завязан в этом круговороте. Вполне возможно, что он тоже должен исправить что-то.
Но Ира не может сдвинуться с места. Ее снова сковывает парализующий ужас. Она ничего не может сделать. Она считала себя сильнее. А теперь ведет себя как школьница.
Она так живо рисует себе его огорченное лицо.
«Я так старалась всегда не огорчать его. Я разучивала произведения как безумная, чтобы не допустить ни одной ошибки, чтобы заслужить его одобрение. Как же я могу теперь причинить ему такую боль?».
Возможно, он даже будет кричать. Возможно, он даже скажет, что она разочаровала его.
Ира чувствует, что не может дышать. Какой-то спазм сдавливает горло, словно у нее астма.
— Идем? — спросила Аня. — Отец будет дома часа через полтора…
— Не могу, Аня. Правда не могу.
— Да брось, Ира! Вставай же! — Аня потянула Иру за руку, намереваясь поднять с дивана. Но Ира словно сделалась каменной.
— А что, если это и будет ошибкой?! — восклицает. — Что, если ему нельзя знать ни о чем?! Что если та чокнутая старуха просто чокнутая и не более того?!
Аня выпускает ее руку. Хмурится.
— Мы должны сказать ему, ты ведь знаешь. Потому что рано или поздно он все равно догадается… Если только, конечно…