— … На прошлой неделе у вас была контрольная. Сейчас все придут, и я скажу оценки.
Посмотрев на недовольное лицо Елены Александровны, молча направляюсь к своему месту — третьей парте первого ряда. Ее я отметила, как располагающуюся недостаточно далеко от доски, но и не очень близко, так что можно спокойно переговариваться с кем-нибудь на уроках и быть в курсе происходящего в классе.
Рядом садится моя лучшая подруга Алена, которая принимается говорить о любимой корейской группе, которая мне, кстати, не нравится.
Я, прервав ее пламенную речь: «Ой, какой же Чимин милый, я хочу за него замуж!», обещаю посмотреть, послушать и оценить достоинства корейских сенпайев (Вру, конечно, и Алена это знает).
Звонок с урока, мелкие ребята бегут в столовую. Перемена — время, когда в коридор без особой надобности лучше не выходить. Но мы направляемся на третий этаж и занимаем диванчик в своеобразном закутке в самом конце этажа, рядом с лестницей.
— А как ты решила третью задачу по алгебре? — спрашивает Алена. — Свериться хочу… Ань, ты меня слушаешь? — окликает Аленка.
— Прости… задумалась.
— Ну, ты даёшь. Давай просыпайся. Сейчас — история. Проверочная будет, Ленка из «В» сказала. Прикинь, заснёшь, — я представляю себя, мирно спящей в кабинете истории. И учительницу, как дракон пышущую огнем, спрашивающую класс, разбудить меня или нет, будто у нее выбор есть. Жуткое, однако, зрелище. — А как проснёшься, увидишь разгневанное лицо исторички. И скажет она: «Два тебе, Романова… — подруга выдерживает театральную паузу — за год!». И будешь до конца своих дней…
Что я буду делать «до конца своих дней», никогда уже не узнаю. Треклятый звонок ударяет прямо в ухо! Нельзя было нормальную мелодию поставить что ли? Поприятнее.
После этого урока я решаю-таки подойти к человеку, к которому подойти очень боялась. Я точно знаю, что она сидит в своем кабинете, даже проверять не требуется. И самое главное, у нее сейчас окно. Тихонечко скребусь в дверь. Дверь отвечает глухо. Но я уверена, что все она слышит. Раз. Два. Три. Мне Лида говорила, что надо быть решительнее.
— Здравствуйте, — я вдыхаю какую-то особую атмосферу кабинета русского, и дышать становится легче. — Екатерина Владимировна? Можно?
В ответ я слышу глубокомысленное «Уху». Что ж, забавно. Она, наконец, оборачивается.
— Ты как? — интересуется она, заметила, наверное, что не очень.
— Я окончательно рассорилась с Валентиной Игоревной!
Она вздыхает:
— И зачем?
Я всегда считала, что жаловаться ей — гиблое дело. Она ж не подружка мне, чтобы успокаивать, и не мать, чтобы решать мои проблемы. По сути, она мне никто. А я всегда хотела назвать ее подругой. Да и день этот мне не нравится вообще, хочется с кем-нибудь кроме подруг поделиться. И я сама не замечаю, как начинаю рассказывать все ей. Эмоционально и яростно.
— Екатерина Владимировна, я не понимаю, как можно так относиться к работе!
— Тшшш… — успокаивает она. Голос у нее мягкий и нежный, я таю. — Ты права и не права одновременно. По сути, твоя мысль верна. Но ссориться с учителями — плохая идея, вам ещё какое-то время надо будет сосуществовать.
Она улыбается, сердечко мое трепещет. Мне становится тепло и уютно. Как-то магически она умеет на меня влиять.