Вольфганг не ожидал такого, это было ужасно, слишком внезапно, чтобы так сразу прийти в себя.
– Мне страшно тяжело, Бенно, – заговорил он все-таки, – но я ведь не виноват. Надо дать знать Нордгейму.
– Непременно. Насколько я знаю, он единственный близкий родственник. Я должен остаться с бедной девушкой, она не в себе от отчаяния. Отправь кого-нибудь в Гейльборн…
– Я поеду сам. Прощай!
– Прощай! – коротко ответил Бенно, возвращаясь в дом. Вольфганг повернул к воротам, но вдруг остановился и медленно подошел к открытому окну.
Там, в комнате, стояла на коленях Эрна, обеими руками обхватив тело отца. Человек, еще четверть часа назад полный жизненных сил и упорно боровшийся с неумолимой судьбой, теперь лежал тихо и неподвижно; он не слышал отчаянного плача своего осиротевшего дитяти. Судьба обратила его слова в предсказание: Волькенштейнергоф оставался во владении старинного рода, колыбелью которого он был, пока последний Тургау не закрыл глаза навеки.
Глава 4
Прошло три года. Председатель Нордгейм переехал в столицу, где его дом вполне соответствовал богатству владельца. Это большое здание, скорее дворец, было выстроено знаменитым архитектором в самой аристократической части города. Внутренние помещения, убранные с расточительной роскошью, отвечали всем требованиям светской жизни, прислуги содержался целый штат.
Во главе хозяйства уже много лет стояла баронесса Ласберг. Овдовев и оставшись совершенно без средств, она воспользовалась рекомендацией одного из своих знатных родственников и весьма охотно заняла место в доме богатого «выскочки», который предоставил ей неограниченную власть распоряжаться всем по своему усмотрению. Как ни старался это скрыть Нордгейм, но ему доставляла удовольствие мысль о том, что настоящая аристократка принимает его гостей и занимает место матери при его дочери и племяннице. Уже три года Эрна фон Тургау жила в доме дяди, который стал ее опекуном и тотчас после смерти отца взял к себе.
Председатель сидел в своем кабинете. Он разговаривал с господином, занимавшим место напротив него. Это был один из лучших столичных адвокатов, юрисконсульт железнодорожного общества, во главе которого стоял Нордгейм. Беседа имела оттенок частного разговора, хотя речь шла о делах.
– Вам следует поговорить об этом с Эльмгорстом, – сказал председатель, – он может дать вам самые точные сведения.
– А разве он здесь? – несколько удивленно спросил адвокат.
– Со вчерашнего дня, и предполагает пробыть в городе около недели.
– Это очень кстати. Однако наша столица имеет особенную притягательную силу для господина инженера: он довольно-таки часто бывает здесь.
– Да, по моему желанию: я люблю узнавать о ходе дел из личных донесений, а не из писем. К тому же Эльмгорст уезжает только тогда, когда без него действительно могут обойтись.
Адвокат Герсдорф, человек лет сорока, чрезвычайно заметной наружности с серьезным, умным лицом, по-видимому, понял его слова иначе. Он улыбнулся несколько насмешливо:
– В добросовестности господина Эльмгорста я не сомневаюсь, мы все знаем, что он делает скорее слишком много, чем мало. Общество может поздравить себя с приобретением такой полезной силы.
– Ну, заслуга принадлежит не обществу. Когда речь шла о назначении Эльмгорста, мне пришлось немало бороться из-за него, да и ему самому настолько затрудняли работу, что всякий другой на его месте, наверное, предпочел бы уйти, со всех сторон он встречал тайное недоброжелательство.
– Но справился с ним довольно скоро, – сухо заметил Герсдорф. – Я еще помню, как бунтовали сначала его коллеги, не желая сносить его повелительный тон, но мало-помалу они замолчали. Полагаю, он весьма энергичен в таких случаях. В последние три года он почти все прибрал к своим рукам; всем известно, что он никого не терпит над собой или даже рядом с собой.
– Я ничего не имею против его честолюбия, – спокойно возразил Нордгейм. – Кто хочет пробиться в жизни, должен проложить себе дорогу. Я еще раз доказал свое знание людей, настояв на назначении действительно очень молодого человека на такое ответственное место. Главный инженер тоже сначала был против Эльмгорста и уступил лишь по необходимости, а теперь сам рад, что имеет такую надежную опору. Что же касается Волькенштейнского моста, собственного произведения Эльмгорста, то, полагаю, он демонстрирует недюжинный талант своего создателя.