– Да, при чем тут Покровское! – не выдержал я. – В Пыре нет речки, поэтому по выходным все местные ездят на ближайшие сельские пляжи: Кобылово, Покровское, Взавод… Когда проплываешь мимо такого пляжа, пытаешься провести байдарку как можно дальше, по противоположному берегу. Чтобы случайно веслом по уху какому-нибудь бездельнику не врезать. Я всю жизнь удивляюсь, как люди умудряются отдыхать, предварительно не устав? Проплывающая мимо байдарка для них просто праздник, развлекуха. Подплыть, поднырнуть, уцепиться, попытаться забраться, схватить и задержать. Детишки и, почему-то, женщины на берегу просят взять с собой. Для меня это тоже вопрос – почему женщины? И всегда такая тоска в голосе! Не хватает романтики, или мужики, что на берегу, уже надоели? А твой Кэп обстоятельно расспросил: откуда и куда мы плывем, и только после этого передал тебе привет. Конечно он немного понтился перед своей компанией: мол, я тут всех знаю. Может, они из Пыры были, а может и из Горгорода?

– Ну, это совсем другое дело, – облегченно выдохнул Саша и расправил плечи от груза воспоминаний, – это мог быть кто угодно. Тут такое количество народа на охоту приезжает – всех и не упомнишь. В основном из города. У нас охотхозяйство не местное: мы принадлежим оборонному заводу. А ты- то здесь, какими судьбами? Весенняя охота уже закончилась… Или… ты снова с приветом?

– Давай я тебе с пнем помогу? – ушел я от прямого ответа. – Меня зовут Андрей.

– Очень приятно, Андрей, – он протянул мне свою руку. – Это, каким же образом? Я про пень.

– У тебя двуручная пила «дружба» есть?

– Есть.

– Давай.

Пока Саша в поисках «дружбы» гремел инструментом в сенях, я обошел все строение и обнаружил позади дома просто гигантскую… поленницу колотых березовых дров. Но я решил промолчать и исподволь разузнать о тайном смысле мазохистского пня.

Сначала мы отпилили от пня все лапы, руки, ноги, щупальца и остаток центрального корня. Это было не просто – зубья пилы скатывались по твердым округлым чреслам. Каждый новый запил давался с большим трудом. Наконец, пень стал почти лысым, как ежик. И мы принялись распиливать его на блины. Комлевая древесина была настолько прочной, что Саше пришлось снять свитер.

– Александр, в чем конечная цель наших мучений? – спросил я, с трудом восстанавливая дыхание, после первого не распиленного до конца блина.

– Конечная цель – порядок, – торжественно объявил Саша тоже запыхавшимся голосом.

– Жаль. Я думал, что наша цель – устать. И мы с ней уже успешно справились.

– Я решил, что если с этим пнем не расправиться, он переживет всех нас. И так же будет захламлять мир вокруг нас после нашего ухода.

– «Танцующий с волками»?

– Точно, – неожиданно понял меня Саша и даже вздрогнул от этой неожиданности.

– Уважаю, – без тени иронии сказал я, – можешь на меня рассчитывать. Я сам фильм почти не помню. Но сцена, когда Кевин Костнер приезжает на бивак и начинает наводить там порядок… засела в памяти как абсолютное правило – что должно делать Человеку в такой ситуации. Преобразовывать Пространство!

Еще часа два мы окультуривали пень. В антрактах мы разводили пиле зубы, пытались их затачивать, но пню было все равно – он стремился остаться диким, но целым. Работа была настолько тяжелая, что мы почти не разговаривали – берегли силы для очередного рывка на себя.

– Знаешь, – первым делом сказал Саша, как только мы закончили последний распил, – раньше в Пижне была специальная профессия – взрыватель пней.

– В каком году вышел фильм? – угрюмо поинтересовался я. – Неужели я такой старый?

– Да нет, – успокоил меня Саша, – в те времена, когда в Пижне загнулся лесхоз, ты еще почти не родился. Сначала свели лес в округе, а потом стали взрывать пни и вытапливать из них смолу. Смолой заполняли бочки и отправляли их дальше. Представляешь, в Пижне даже существовал цех по производству этих самых бочек! И не смотри на меня так. Это мне все лесник дядя Саша рассказал, – Саша кивнул в сторону соседнего дома, – он родом из Пижны.