Глава двенадцатая. "Революционер и только"!

Феликс Эдмундович Дзержинский никогда не был военным, так же как не был ни дипломированным инженером, ни экономистом с законченным высшим образованием. Единственным «университетом», курс которого Дзержинский прошел в своей жизни, была многолетняя работа большевика-подпольщика, его длительный опыт революционной борьбы. Там приобретал он и умение вести за собой массы, и вдохновлять их, и умение опираться на эти массы, добиваться с их помощью, порой казалось бы, недостижимой цели.

В анкете для делегатов Десятого партийного съезда Дзержинский, заполняя графу о профессии, написал: «Революционер и только». Но такая профессия давала ему возможность заниматься всем, что требовалось для революции. Именно эти качества в сочетании с неугасаемой энергией, настойчивостью, честностью, прямотой и разглядел в нем Владимир Ильич.

В конце 1918 года, когда на всех фронтах совершенно отчетливо определялись успехи молодой Советской республики в вооруженной борьбе с врагами, произошла вдруг пермская катастрофа. Потеря Перми создавала грозную обстановку на Восточном фронте. Армии Колчака, усиленные войсками чехословацкого корпуса, рвались вперед, рассчитывая захватить Вятку и соединиться с англо-американскими интервентами для совместного наступления на Москву.

И когда возник вопрос, кого послать на Восточный фронт, чтобы восстановить положение, расследовать причины тяжелой военной катастрофы, Ленин остановился на Дзержинском, хотя Феликс Эдмундович никогда не был военным.

В первых числах января наступившего двадцатого года партийно-следственная комиссия выехала на Восточный фронт.

Наступление врага удалось остановить. В конце месяца части Красной Армии начали контрнаступление и вынудили Колчака перейти к обороне. Его стратегический замысел — соединиться с войсками интервентов — не удался.

Дзержинский возвратился в Москву. А вскоре приехала наконец и Софья Сигизмундовна с Ясиком. Приехали они с эшелоном русских военнопленных и политических эмигрантов. Феликс Эдмундович встретил семью на Александровском вокзале. Был февраль, снежный и довольно холодный, хотя морозы уже миновали. Одет был Феликс Эдмундович явно не по сезону: куцая солдатская шинель с короткими рукавами... Софья Сигизмундовна обратила на это внимание, но ничего не сказала.

Распорядившись, как устроить прибывших с эшелоном людей, Феликс Эдмундович вернулся к ней, терпеливо ожидавшей в нетопленом здании вокзала.

Теперь у Дзержинского была семья! Жена и сын были рядом с ним... Поселились Дзержинские в просторной комнате Кавалерского корпуса в Кремле, а вскоре перебрались в маленькую квартирку этажом ниже, которую подобрал им комендант Мальков.

Зося с Ясиком приехали в Москву в субботу. А в воскресенье Феликс Эдмундович смущенно сказал, что ему надо ненадолго пойти на Лубянку, этого требует неотложное дело.

Из Кремля вышли вместе. Через Троицкие ворота прошли на Красную площадь, повернули к Охотному ряду, полюбовались Домом Союзов — самым высоким зданием, господствовавшим тогда над окружающими его постройками.

По дороге Софья Сигизмундовна сказала:

— Послушай, Фелик, я вчера еще собиралась тебя спросить: где ты раздобыл такую шинель? Она тебе совсем не по росту.

Софья Сигизмундовна не придавала особого значения одежде — была бы опрятной, и все. Но шинель Феликса уж очень обращала на себя внимание.

Феликс Эдмундович рассмеялся:

— Это в Вятке меня наградили! Пришлось вместе с буржуями снабжать теплой одеждой Красную Армию...

Перед отъездом на восток у Дзержинского была отличная бекеша, в которую Мальков хитростью обрядил Феликса Эдмундовича. В ней Дзержинский и поехал расследовать катастрофу под Пермью. Прибыли в Вятку, переполненную буржуями, белогвардейцами, скопившимися в городе. Ждали скорого падения Вятки под ударами войск Колчака А морозы стояли суровые, красноармейцы на фронте мерзли, иные ходили еще в летнем обмундировании. Тут и пришла на ум кому-то из местных работников идея раздобыть у буржуев зимнюю одежду для фронта.

В Вятке работал городской театр. Актеры готовили премьеру — шекспировскую трагедию. С помощью Шекспира и решили добыть одежду. На стенах домов появились афиши, извещавшие о ближайшей премьере. Ставили «Отелло».

Успех был полный. Зал ломился от зрителей, продали все контрамарки. В театре было жарко натоплено — благодать... Артистов вызывали на сцену после спектакля, много раз поднимался занавес. А когда зрители спустились в гардероб, им объявили, что верхняя одежда, теплые вещи конфискованы для нужд фронта.