А вот Лорду придётся. И если он не успеет выпустить пулю в показавшуюся на миг цель, есть шанс перезарядиться и прикончить его вторым выстрелом.
Скорее всего, про обрез бандиты не знают.
Если так, кое у кого сейчас случится очередной неприятный сюрприз.
Постаравшись хапнуть побольше воздуха, Грешник, подготавливая себя к ожидаемой вспышке боли, прикусил губу, резко подался вверх, вскинул руку, поспешно прицелился в бандита с винтовкой, потянул за спусковой крючок.
Три выстрела прогремели одновременно: гулкий бабах обреза, грохот пистолета и оглушительный треск винтовки.
Все трое попали. Грешник неловко завалился на бок, приняв две пули в бронежилет, одна из которых застряла, зато вторая, наконец, пробила и пошла дальше, перемешивая обломки рёбер с развороченными внутренностями. Но и картечь, разлетаясь из кургузого ствола обреза, накрыла снайпера успешно. Тот рухнул, будто подрубленное дерево.
Химия работала, и вместо шока, Грешник ощутил лишь усилившуюся боль, такую же отстранённую, будто чужую.
Попытался переломить обрез, но тело подвело, оружие выпало из непослушных рук. Правая вообще перестала работать, а левая казалась такой же чужой, как и боль.
Грешник напрягся до зубного скрежета, силясь заставить конечности работать.
И тут над головой послышался голос, в котором больше не было насмешки:
– Жаль, что ты отказался от моего предложения.
Грешник перестал возиться с непослушными руками. Поднял взгляд, уставился на Лорда, постарался улыбнуться как можно непринуждённее, и прохрипел чужим голосом:
– Бывает. Жизнь, это полоса упущенных возможностей.
Лорд кивнул:
– Согласен. И ты свою возможность упустил.
Бандит, экономя дефицитные патроны, вытащил длинный нож, склонился над Грешником, размахнулся. А тот лишь смотрел в ответ, тело так и оставалось непослушным.
В тумане послышался резкий, хорошо знакомый звук. В тот же миг голова Лорда дёрнулась, глаза его стали стеклянными. Нож выпал из разжавшейся ладони, бессильно свалился на грудь Грешника.
А следом на него рухнуло тело бандита.
И вот тут Грешник застонал. Три пули вытерпел, а вес мертвеца не смог. Все раны разбередило.
Боль, наконец, стала своей.