Они прошли мимо ответвлений в генераторную зону и в жилые боксы. Технологические шахты дышали теплом. В тусклых глубинах что-то постукивало, позвякивало, возможно, даже жило тихой машинной жизнью.

— Барабанов! — снова крикнул Рогов.

На лифте они поднялись на два яруса, под самый купол. В переходах лежал песок. В командном зале было темно и пусто, жалюзи опущены. В медицинском отсеке прямо на полу лежал спальный мешок, а с потолка на проводе к нему спускался один из светильников. Судя по раскиданным картам памяти, Барабанов здесь читал или смотрел что-то с планшета.

— Кажется, его больше не стоит оставлять одного, — сказал Рогов, растерянно разглядывая кювету с остатками пюре.

— Это просто изнанка того Димки Барабанова, что мы знаем, — сказал Храпнёв. — У каждого есть изнанка.

— И, по-твоему, это нормально?

— В нашей ситуации нормального по умолчанию нет, — сказал Храпнёв. — Мы с тобой нормальны? Панов нормален? Шияс, ползающий по горам?

— Это понятно, но Димка…

— Ему хуже всех.

Барабанова они нашли в лабораторном отсеке. Он сидел на столе босой, в грязных штанах и куртке на голое тело. Округлый живот его был в красноватых пятнах.

— Что-то вы рано, — мрачно произнёс Барабанов.

Сбоку от него пискнул синтезатор, и он, не глядя, подставил пластиковый стаканчик и нажал кнопку дозатора. В стакан с шипением плеснуло.

— Что это? — спросил Рогов.

— Спирт, — ответил Барабанов. — Спирт, мои стерильные котики. Амброзия. Напиток богов. Если уметь пить.

— Дима…

Барабанов поднял палец.

— За Женьку Вальковского!

Опрокинув в себя стаканчик, он на несколько секунд сжался, вздрогнул и выдохнул в рукав куртки.

— Вот, — Храпнёв выложил на стол рядом с ним прямоугольник карты.

— Что это? — спросил Барабанов, кривя рот.