Глава 4

Ночь опустилась на землю, однако, вопреки обычаю, царившая на небольшом ее участке суета не желала прекращаться. Все были слишком заняты, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Свет горящих деревянных домов, в лучшем случае с черепичными крышами или фундаментами из камня, рассеивал тьму и прекрасно заменял собою солнце. Кто-то кричал от боли. Кто-то от страха или горечи потерь. Кто-то – тот, кому очень повезло, – умирал молча, не успев испугаться и понять, что его бренное существование закончено. В подвале гильдии пивоваров, даже более глубоком и просторном, чем городская тюрьма, строили планы обороны под руководством самого компетентного в данном случае специалиста – недавно назначенного на свою должность инквизитора, прибывшего в городок, принадлежащий барону Людбергу, чуть ли не из самого святого Рима.

– Падшие ангелы пришли под вечер. Вернее, прилетели. Их дьявольская колесница, появившаяся откуда-то с востока, зависла перед храмом и немедленно начала испускать из себя самое настоящее адское пламя. – Борец с малефиками, ведьмами и еретиками, нареченный именем Август, несмотря на свой далеко не малый возраст – целый двадцать один год, – вздрагивал, словно напуганный ребенок. Но никто из собравшихся в подвале и сжимающих в своих руках оружие не смог бы его упрекнуть. Они сами боялись того великого зла, что нарушило плавное и спокойное течение их жизни. – Оно в единый миг низвергло огненным мечом на грешную землю крест, венчающий церковь! Нашу большую красивую церковь, кою воздвигали усилиями всех окрестных сел и деревень не один десяток лет. Слуги дьявола, как всегда, ударили по тому, что больше всего им ненавистно!

– Или просто уничтожили единственную реальную для себя угрозу, – степенно заметил главный пивовар города Жан Клевье. – Все-таки наш город не какая-нибудь захолустная деревушка на десять домов и ровно вдесятеро больше жителей. Целых три тысячи восемьсот два человека, считая женщин, детей и стариков. Не будь разрушен храм, мы бы с божьей помощью смогли продержаться до прибытия соседей! Ну а теперь…

– Наша борьба еще не закончена, а ты уже сдался?! – Гневный взгляд инквизитора впился в мастера изготовления хмельных напитков, и тот враз ощутил дурноту, словно его уже вели к сложенной из сырых дров поленнице, которая после брошенного факела не горит, а скорее тлеет, медленно поджаривая свою жертву и позволяя церкви совершить казнь без пролития крови. Ведь слуги Господа обязаны проявлять милосердие и сострадание ко всем верующим, спасая души погрязших в разнообразных грехах заблудших, даже если для этого потребуется медленно закоптить их тела. – Да, это демоны! Настоящие демоны, а не какие-нибудь там неверные сарацины или даже их малефики, принявшие в себя скверну преисподней! Но и их можно победить! Можно! Святое воинство в крестовом походе уже делало это, и я сам, слышите, сам видел труп одного подобного существа в подвале духовной академии, куда молодых послушников водили, чтобы они всегда могли опознать противника в лицо!

– Но мы не паладины, – прошептал чей-то голос, и слова в наступившей тишине прозвучали подобно удару грома. А вслед за ними тут же послышался надсадный хрип, перешедший во влажное бульканье.

– Зачем ты это сделал, плотник Ганс? – мягко спросил дознаватель здоровенного рыжего детину, стоявшего сейчас с громадным топором, чье лезвие было испачкано кровью затихающего у ног убитого человека. – Мясник Жозеф, конечно, допустил грех, усомнившись в силе нашей веры и способности противостоять посланцам ада, но это еще не повод, чтобы отправлять его на встречу со Всевышним даже без суда! Он же не закоренелый вольнодумец, сопротивляющийся аресту преступник или, упаси господи, богомерзкий еврей! Разве ты не знаешь, что бывает с теми, кто берет на себя обязанности святой нашей матери-церкви, не имея на это права, а?

– Ну, так оно, это… – развел руками убийца, чья жертва еще даже не начала остывать. – Некогда! Судить некогда! Демонов бить пора!

– Налагаю на тебя епитимью, – жестко и непреклонно заявил инквизитор. – Прочтешь сотню раз… Мм… какую бы молитву подобрать, чтобы избавляла от излишней гордыни и поспешности в решениях… А, ладно, потом назначу, если выживешь. Сейчас действительно некогда. Я помню, что едва успел выбежать из разрушаемой церкви и потерял сознание, брошенный на землю какой-то колдовской силой. Что случилось потом?

– Церковь уничтожили, замок барона уничтожили, – меланхолично перечислил судья, несмотря на свою тучность, каким-то образом сумевший сбежать от исчадий зла. – Следом демоны подожгли своими адскими молниями самые богатые дома, выбрались из колесницы и начали веселиться, словно упившиеся пойлом наемники. Они прибивали всех, кого могли поймать, к воротам, развешивали на деревьях, сажали на колья. Булочницу Марту заставили вступить в греховную связь со всеми по очереди прямо на главной площади, но остальным бабам почему-то подолы не задирали, а просто сгоняли их в чей-то хлев.

– Наверное, она ведьма, – предположил кто-то. – Иначе с чего ей одной выпала такая честь, а? Да и красивая она больно, не бывают нормальные люди такими! И дети ее, ни один из трех, не умерли!

– А моя жена в свои восемнадцать уже четвертого похоронила! – поддакнули ему.

– И моется часто, раз в месяц как минимум! – вспомнили новый факт еще какие-то уважаемые и достойные люди, из чьих голосов и складывалось общественное мнение, вполне достаточное для того, чтобы обвинить человека в чернокнижии просто потому, что он кажется им подозрительным.

– Да точно ведьма!

– Сжечь ее! Давно никого не сжигали, с середины зимы уже, вот и расплодились слуги дьяволовы!

– Возможно, – вздохнул инквизитор, обрывая начавшийся гвалт. – Вина Марты пока не доказана, хотя доносы на нее и поступали, но были сочтены лживым наветом. Наверное, я тогда ошибся или проявил излишнюю мягкость при допросе подозреваемой. Надо было проявить жесткость, несмотря на ее положение и предстоящие роды… А впрочем, о чем я? Соитие с посланцами ада, не важно, добровольное или нет, зафиксировано? Ну, значит, другого решения быть не может, аутодафе. Если невиновна, Господь на небе вознаградит ее за перенесенные на земле муки. Так, не отвлекаемся, рассказывайте дальше, что делали демоны и кто меня сюда принес.

– Я и принес, – буркнул пивовар, – подумал, что негоже оставлять христианскую душу на потеху отродьям адовым. Да и подкатило вас, сударь, если честно, почти под ноги. Божьим провидением, не иначе. А адовы отродья, когда церковь и замок разрушили, пошли дома поджигать, всех мужиков, кто на пути попался, убивали. Но я со своими ребятами успел вас сюда спрятать, выгнав семью за ворота. Дом-то рухнул уже, сгорел дотла. Но у нас подвалы глубокие, даже жара не чуется, а еще отсюда тайный отнорочек есть наружу, через него народ-то и собрали.

– Спаси тебя Бог, Жан, – низко поклонился пивовару инквизитор, избавленный от участи жертвы посланцев зла. В иное время и в ином месте такой поступок был бы немыслим и мог стать темой для пересудов на ближайшие годы, но только не здесь и не сейчас. Окажись на его месте даже король, никто бы не счел, что венценосная особа роняет свое достоинство благодаря смерда. Душа важнее тела, а именно на нее могли бы покуситься демоны, если бы в их лапы попался профессиональный борец с нечистью. – Значит, исчадия ада по-прежнему на площади? Это точно?

– Да, там, – осторожно поведал профессионалу в деле искоренения зла недавно забившийся в подвал мальчишка лет десяти, достаточно взрослый, чтобы сжимать в руках кухонный нож и даже пустить его в ход. – Они туда согнали женщин и всячески их мучают! Ругаются, еще слов таких не знаю, но точно ругаются, стражники всегда таким же тоном разговаривают. Один главный на остальных кричит почему-то и даже шлемы с них снимает, чтобы по мордам настучать. А те говорят ему чего-то униженно, но почему-то не делают того, чего он хочет. Быстрее, идемте, надо пленным помочь! Там моя мама-а-а-а!

На последних словах ребенок, порядком напуганный произошедшими этой ночью событиями, сбился на рев, впрочем, тут же оборванный хорошей зуботычиной, избавившей крикуна заодно и от нескольких лишних зубов. К счастью, еще молочных. Впрочем, насколько знал инквизитор, людям редко приходится сожалеть о том, что зубы у них снашиваются и не вырастают вновь. Человеческое племя очень короткоживущее и в большинстве своем до подобной глубокой старости просто не доживает – сводится в могилу войной, бедой, голодом или чумой.