И что теперь будет со мной? Как плохо зависеть от кого-то!
Мне вдруг показалось, что я стою на краю громадной-громадной пропасти, глубоко внизу залитой серым туманом, скрывающим дно... Но и до этой серой пелены лететь придется довольно долго.
Я отшатнулся и наваждение пропало: я вновь ехал на лошади. Быть может, через минуту меня ждет небытие? Но зачем тогда она оттягивает эту минуту? Лучше уж сразу — ERASE! — и дело с концом. Что для нее стереть ненужную программу?
Или она поняла, что мы здесь — живые? И теперь пытается найти какой-то иной выход?
Кавалькада въехала в ворота замка, окруженного высокой стеной, полностью скрывающей убранство внутреннего дворика. Зато за воротами мы увидели великолепный хрустальный замок — точнехонькую копию того, где я один раз уже побывал. Справа от ворот размещался открытый в настоящее время ангар, через двери которого виден был стоящий дракон... без голов. Головы лежали рядом.
— Это мои мастерские, — пояснил хозяин.
Мы подъехали к главному входу, спешились. Подбежавшие слуги увели лошадей на конюшню — слева от ворот.
— Оставьте нас, — сказала принцесса.
Хозяин, взяв Юниса и сэра Жеральда под руки, повел их смотреть владения. Юнис обернулся на меня, а сэр Жеральд — нет.
Мы поднялись с принцессой в просторный хрустальный зал.
— Серж! — принцесса бросилась мне на грудь.
Вот оно что! Все это было лишь спектаклем: посмотреть, как я буду реагировать на такой поворот событий, когда она выйдет замуж. Еще одно испытание! Сколько же их еще будет?
— Слушаю, мадам, — холодно ответил я, отстраняя ее. — Что-нибудь случилось?
— Серж, милый, ты же ничего не знаешь...
— Почему же? Я полагаю, что знаю вполне достаточно. Все, что ты хотела когда бы то ни было сказать, ты, по-моему, давно сказала — еще там, в настоящей реальности. Если ты придумала что-то новое... пожалуйста, я могу тебя выслушать, но только из теоретического интереса. И только действительно новое.
Ну что она может мне еще сказать? Признаться в любви? Посредством компьютера это сделать проще: все превращается в разновидность игры, хотя компьютер — не игрушка, а инструмент. Вроде лома. Интеллектуального лома. Как с его помощью можно признаться в любви? Да так, как говорила колдунья Акив: а вы пробовали признаться в любви при помощи токарно-винторезного станка? Это может сделать разве что токарь-виртуоз. Так и тут. Но к интеллектуальному лому требуется приложить интеллект — чтобы привести его в действие.
Нет, это не игра. Под оболочкой программ, под обрамлением интерфейса, под перемещением световых пятен по экрану скрываются живые люди — и не только тут, но и там, в истинной реальности. Обмануть — и обмануться — можно всюду, в любой жизни. «Я сам обманываться рад...». Обманывали, лгали, убивали — и с помощью гусиного пера и бумаги и, наверное, с помощью бересты и глиняных табличек. С помощью последних это можно сделать и буквально — если ударить по голове. Не оттуда ли пошло выражение «слово убивает»? Но это шутка, а всерьез...
Компьютер облегчает любую задачу— как задачу убийства словом, так и задачу исцеления. Он — величайшее искушение. И, может быть, тем более опасное, что вторгается в сферу нематериального, зыбкого: сознания человека, его памяти, взаимоотношений с другими людьми.
Но таких искушений в истории человечества было много — взять, к примеру, появление огнестрельного оружия, атомной бомбы, техники зомбирования... Любое изобретение, открытие меняет сознание человека. Слабые не выдерживают, остальные... остальные остаются людьми, продолжая сохранять в себе все то, что позволило человечеству дожить до настоящего момента.
То же самое и с компьютером. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей...». Главное — не думать только о красе ногтей, не только о компьютере. И не забывать о тех, для кого все это делается — о людях. Ведь каждый человек, взятый изолированно от других, — ничто.