— Где ж ему быть? — удивился трактирщик.
— Как он?
— Здоров как бык и ревет по-прежнему, — ухмыльнулся парень. — И, думаю, будет дико рад видеть тебя!
— Вот в этом я сомневаюсь, — пробормотала Тами и поднялась, бросив на стойку монетку. — Мы оставили лошадей у входа с каким-то мальчонкой. Проследи, чтобы их почистили и накормили.
— Этот мальчонка — мой сын Дак! — не без гордости сообщил трактирщик. — Смышлёный, шельмец! Считает быстрее меня!
— Так тебе и надо! — улыбнулась Тами и положила руку ему на плечо: — Ужасно рада тебя видеть, Зубатка!
— И я тебя, Огонёк! — расцвёл устрашающей улыбкой парень.
Викер вдруг пожалел, что у него нет никого, кому он мог бы порадоваться так искренне! За годы служения Единому как-то ничего не осталось в жизни: ни верных друзей, ни сердечных привязанностей. Был брат, которому он верил, как себе. И именно его нож оказался у Викера между лопаток!
Рыжая подходила к лестнице на второй этаж, и её движения становились всё медленнее и медленнее. Будто на ногах повисали невидимые кандалы, делающие шаг короче. Что связывало её, монахиню Великой Матери, с этим опасным местом, в котором каждая доска кричала о крови и насилии, а тёмные пятна на полу, хоть и были замытыми, но оставались заметны? Перед двустворчатыми дверями, к которым вела лестница, она остановилась и скинула плащ резким движением, словно ей стало жарко. Викер невольно протянул руку, принимая его. Отчего-то сейчас он воспринимал Тамарис не как отступницу, не как монахиню, но как женщину, которая нуждается в поддержке. И она снова одарила его взглядом ореховых глаз, однако на этот раз сквозь неприязнь проступила на мгновение и пропала благодарность испуганного ребенка.
Она толкнула створки с резким ‘хэ’, будто била шестом.
Перед глазами предстала большая комната, увешанная оружием и доспехами, и разделённая на зоны: жилую, с кроватью, обеденным столом у окна, удобными креслами и камином у дальней стены, — справа, и слева — со шкафами, забитыми книгами, с тяжелыми сундуками. Викер никак не мог понять, кто по профессии хозяин этой комнаты? Библиотекарь? Купец? Ростовщик? Оружейник?
С кресла у камина резко поднялся огромный, как гора, седой мужчина. Несмотря на седину, черты тяжелого лица оставались красивыми, густые брови — чёрными, что создавало странный контраст с седой головой. Не говоря ни слова, он ринулся к вошедшим. Викер шагнул вперёд, вставая рядом с рыжей, но она вдруг всхлипнула, бросилась к незнакомцу, поднырнула под его руки и повисла у него на шее.
— Тами, девочка моя, — сдавленным голосом пророкотал мужчина — такой бас сложно было утихомирить эмоциями, — жива, слава Богине! Я слишком поздно получил сообщение от своих осведомителей о том, куда и с каким приказом направляется отряд стервятников!
Рыжая на мгновенье отстранилась от него, а затем судорожно вздохнула и снова прижалась.
— Я и не знала, что так скучала по тебе, ата, — сказала она, не стыдясь слабости и заливаясь слезами, — не знала!
Викер поднял брови. Ата? Так простолюдины ласково называли отцов. Неужели этот громила, непонятных дел мастер, её отец? Они вовсе не похожи!
Паладин незаметно оглядел комнату снова, ища какой-нибудь памятный портрет. Но нет, дощатые стены не были украшены ничем, кроме оружия и доспехов. Разного размера и стоимости, надо сказать, доспехов. Словно… их снимали с разных людей. Ар Нирн невольно поёжился и вновь посмотрел на спутницу. Та стояла рядом с гигантом, а он гладил её лицо огромными ладонями с такой нежностью, что у паладина защемило сердце.
— Кто это с тобой? — бросив на него короткий взгляд поинтересовался хозяин заведения.
— У него свои счёты с Первосвященником, — коротко ответила рыжая.
Громила нехорошо усмехнулся: