Двери хлопают чаще, в таверну прибывает желающих промочить горло. Дым коромыслом, по залу плавают запахи пива и жареного мяса. Время от времени посетители выскакивают на улицу, в открытую дверь врывается холодный уличный воздух с вонью нечистот, посетители возвращаются неспешно, завязывая пояса порток.

Я подпираю стенку у входа, чтобы напомнить подвыпившим, что вовсе не обязательно самому брести домой вопя песни, рискуя свалиться в канаву. Можно заплатить монетку и вас мигом довезет домой ездовой гном. Ездовой гном. Ветер в ушах! Тьфу!

Скрипку хоббита начали прерывать недовольные вопли. Так всегда бывает. Посетители хотят веселья, а не этих стонов о прошлом, пусть они трижды мелодичны и приятны слуху.  Но пока скрипач самозабвенно играет, забыв о том, где именно он играет. И музыку в шуме наполняющейся таверны слышно все слабее и слабее.

По стенам висят светильники из выскобленных коровьих рогов. Внутри маленькая свечка, заставляет сиять весь рог ровным пламенем и не коптит. От этих светильников нет пугающих теней, которые наполняют дома от света открытого пламени. И от светильников ничего не загорится. Что-то люди все-таки умеют мастерить.

Стол рядом со входом - самое неуютное место. И похоже сидеть спиной к двери тощему человеку в засаленном камзоле очень неприятно. Он шевелит плечами, то и дело ёжится и с трудом сдерживается, чтоб не оглядываться на открывающуюся дверь. Его собеседник огромный орк тряхнул длинным оселедцем. Его ладонь прижала перевернутый шлем, стоящий на трёх зубцах. Обычно они грозно торчат в небо, но сейчас образуют удобную подставку. Через трещину потихоньку сочится вино, на столе вытягивается лужица. Указательный палец второй руки с длинным когтем покачивается в такт словам.

- Чем темнее, тем всегда народу в таверне больше. Чуешь-нет?

Человек вновь передернулся. Орк задает этот вопрос на все лады десятый раз. И когда человек медлит, желтые глаза урода с иссеченной рожей, начинают наливаться оранжевым.

- Чую, конечно чую!

- Гарашо! Ур-ргала! - рявкнул здоровяк, воздел кружку и кадык заходил по мощной шее как поршень... Эх, поршень,.. - механизмы тоже запрещены демонами. Запрещены...

- Когда наступает темнота, в таверну входит все больше и больше народу. Слышь-нет?

- Да слышу. Слышу.

- Гарашо! Ур-ргала! Глыть-глыть-глыть...

Орки тоже не участвовали в той великой войне. Они и тогда не были единым народом, и сейчас тоже. Похоже это речной орк. Уродливый наёмник, бугрящийся мышцами. За спиной два огромных зубчатых меча, покрашенных в черный. Каждый закален в крови живого врага, как требует их свирепый бог Ур-р. Даже самое плохое железо пьет живую кровь на его алтаре и становится крепче мифрила. И поэтому орки теперь легендарные воины империи.

- Темнота зовет в таверну больше...

- Слушай, Ургала. Я тебя нанял или ты меня? Какого беса я слушаю твои бредни? - крикнул человек. Он вцепился в край стола так что пальцы побелели. Но орк смотрел мимо него, в сторону открытого окна. В широкую щель заполошно маша крыльями влетел крупный мотылек и с размаха ударился мохнатым брюхом о светильник, раз и еще и еще. Орк прищурился и медленно потянул из-за плеча меч. Человек побледнел, цапнул рукоять своего, но орк одним молниеносным выпадом прижал мотылька кончиком шипа к столу. Тот судорожно сокращался сгибая брюшко, но поделать ничего не мог. Ничуть не обращая внимания на человека обнажившего меч наполовину, орк  цапнул ночное существо кончиками когтей и швырнул в светильник. Оттуда пахнуло палёным, сквозь полупрозрачную крышку замелькало извивающееся тельце со сгорающими лапками.

- Га-га-га-га-га, - захохотал орк. - Ур-р! Какой смешной! - он звонко ударил себя кулаком в грудь, прерывая хохот. Морда перекошенная весельем, перекосилась  иначе. Ноздри раздулись, а на безбровом лбу собрались складки.

Человек медленно задвинул меч в ножны и присел.

- Ур-ргала! Ешь! Пей! Веселись! - пролаял орк, оскалившись. Когда эти твари скалятся, челюсть у них выпячивается вперед, а клыки закусывают верхнюю губу. Зрелище устрашающее. Струя вина из кувшина вновь полилась в шлем на столе.

Дверь таверны из  мореного дуба. Она как ворота замка, открывается наружу, тяжело и неторопливо. Петли сопротивляются и натужно скрипят. Изделия прочные, но низкокачественные, сделаны без души. Человеческие изделия. Но вот петли взвизгнули, словно кошка, которой на хвост наступил буйвол. Обычно таверная суета вышибал и слишком резких посетителей, меня не касается. Но сейчас дохнуло чувство опасности, как в седые времена. Я одним прыжком отскочил в угол, и все равно захлестнуло понимание,  что оказался не в том месте и не в то время.

В таверну ворвалась лязгающая сталь. Четыре стражника мигом вытолкнули посетителей из проходов огромными щитами. На человека и орка направились короткие мечи.