Попаданцу пришлось напоминать себе, что хайль это всего лишь благие пожелания[70], но опять по спине прошёл озноб.

— Атмосферно, — выдал своё мнение Алекс, оглядевшись как следует, — кто бы ни отвечал за оформление мельницы, но он большой молодец.

— Спасибо, — улыбнулся бурш из свиты Нарбэ, с физиономией, покрытой устрашающими шрамами, — Гейнц Лютов, будущий архитектор и художник.

Видимо, что-то такое мелькнуло в глазах Фокадана, потому как Гейнц звонко расхохотался.

— Не ты первый на мои шрамы пялишься, — веселился Лютов, — все почему-то думают, что я забияка, как только на рожу посмотрят!

— А на деле, — брат-студент, — наклонился фон Нарбэ, вещая театральным шёпотом[71], — он просто не умеет фехтовать!

Компания расхохоталась — по-видимому, за этим скрывалась какая-то неведомая попаданцу история. Улыбнулся и Алекс, это в самом деле забавно.

Наконец собрались все, столпившись на первом этаже. Фон Нарбэ вылез на возвышение, бывшее некогда постаментом для какого-то механизма, и встал. Рядом встали ещё трое старейшин, занимавшихся, по всей видимости, устройством праздника. Говор быстро замолк.

— Братья мои! — Начал Адольф, — сегодня славный день. Славный, потому члены студенческих братств собрались вместе, под одной крышей! Собрались, как некогда собирались члены немецких рыцарских орденов. Мы их преемники!

— Хайль! Хайль! Хайль! — Отозвалась толпа, салютуя кинжалами.

— Мы продолжатели славных традиций наших предков, завоевавших некогда жизненное пространство для своих детей! Прошло немало времени, и нам, германцам, снова стало тесно в нынешних границах!

— Но мы — германцы, и мы никогда не сдаёмся! — Экзальтированно выкрикнул один из старейшин, стоящий рядом с Нарбэ, — мы всегда идём вперёд, что бы ни случилось! Сейчас мы потерпели поражение… Временное! Настанет час, и вы! Именно вы поведёте полки, расширяя наше жизненно пространство!

— Хайль! — Толпа ревела, глаза горели восторгом и бешенством.

— Куда пойдут эти полки, — умело подхватил Адольф, — не так уж и важно! Польша, Эльзас и Лотарингия, Балканы… Всё это земли, предназначенные Богом немцам! Мы раса господ!

Нарбэ умолк, перестав кричать и обводя зал тяжёлым взглядом. Толпа затихла, ловя каждое движение своего лидера.

— Запомните и передайте своим детям, — негромко заговорил он, веско роняя слова в полной тишине, — миром должен править германец. Для этого можно вступать в союзы хоть с дьяволом. Предавать вчерашних союзников и заключать союз с былыми врагами. Главное — идти вперёд, шаг за шагом к нашей цели — господству Германии над миром. Хайль!

— Хайль! — Отозвалась толпа неистово.

— Хайль!

— Реваншисты, — билась мысль в голове попаданца, стоявшего статуей, — как тогда, после Версаля[72]. Отобрали победу, запретили дальнейшее объединение. Теперь нужно идти дальше и уничтожить Пруссию как промышленное государство, как военную силу, как центр объединения германских земель. Иначе — война с людьми, готовыми перегрызть горло обидчикам. Пусть не сейчас, пусть через несколько десятков лет, но она будет непременно. Люди с таким настроем пойдут на что угодно. Пруссия должна быть уничтожена!

После произносили ещё речи, но постепенно градус их понижался, они становились всё менее политизированными. Наконец, бурши и приглашённые гости поднялись на второй этаж и уселись за столами. Столы и скамьи сколочены из досок так, что их легко разобрать.