Я нисколько не сомневался, что необходимо прислушиваться к подсказкам подсознания. Пока я ждал, когда Роб выведет нас на маршрут, лед под ногами стал громко потрескивать, как будто кто-то ломал ветки, и я хмурился и вздрагивал каждый раз, когда из медленно смещающихся глубин ледника раздавался гул. Проблема состояла лишь в том, что мой внутренний голос был похож на постоянный писк маленького цыпленка – он кричал, что я умру, почти каждый раз, когда я зашнуровывал альпинистские ботинки. Поэтому я проигнорировал разыгравшиеся страсти своего богатого воображения и с мрачным выражением на лице вслед за Робом зашел в жуткий голубой лабиринт.
Хотя я еще никогда не бывал на таком страшном ледопаде, как Кхумбу, мне не раз приходилось подниматься на многие другие. Обычно они имеют вертикальные, а иногда и нависающие проходы, и их прохождение требует от альпиниста немалого мастерства при использовании ледоруба и «кошек». Недостатка в участках с крутыми подъемами на ледопаде Кхумбу не было, но все они были оборудованы лестницами или веревками или и тем и другим одновременно, и поэтому альпинист мог вполне обойтись без традиционных инструментов и применения техники ледовых восхождений.
Я быстро понял, что на Эвересте даже такой важнейший инструмент альпиниста, как веревка, использовался весьма своеобразно. Обычно альпинисты связываются по два-три человека веревкой длиной около пятидесяти метров, в результате чего каждый в связке несет личную ответственность за жизнь остальных. Восхождение в связке – дело очень серьезное и требует большого доверия альпинистов друг к другу. Однако на этом ледопаде было более целесообразно, чтобы каждый из нас поднимался самостоятельно и не был физически связан с кем-либо другим.
Шерпы Мэла Даффа закрепили стационарные веревки, протянувшиеся от самого подножия ледопада до его вершины. На поясе у меня была страховочная веревка длиной около метра, с карабином на наружном конце. Безопасность восхождения гарантировала не связка с товарищами по команде, а пристегнутый карабин страховочной веревки альпиниста к стационарно закрепленной веревке перил. Карабин скользил вдоль стационарной веревки и гарантировал безопасность во время возможного падения.
Поднимаясь таким способом, каждый из нас мог максимально быстро проходить наиболее опасные участки ледопада, не вверяя при этом свою жизнь товарищам по команде, опыт и мастерство которых были неизвестны. Как позже выяснилось, в течение всей экспедиции не было ни одного случая, чтобы я шел в связке с другим альпинистом.
Переход на ледопаде требовал применения минимума обычных технических приемов альпинизма, но для этого были нужны совершенно новые навыки – например, умудриться в альпинистских ботинках и «кошках» пройти на цыпочках по трем шатким, трясущимся лестницам, из которых был составлен один из мостов через пропасть. От одного взгляда вниз в эту пропасть все внутри сжималось. Там было много таких переправ, но привыкнуть к ним я так и не сумел.
В какой-то момент, когда я в предрассветных сумерках шатко балансировал на неустойчивой лестнице, мелкими шажками переступая с одной ступеньки на другую, лед, поддерживающий трап на другом конце расселины, задрожал, как при землетрясении. Через секунду раздался раскатистый грохот – это где-то совсем рядом надо мной упал большой серак. Я замер, сердце чуть не вырвалось из груди, но лавина льда прошла в двадцати метрах слева, вне поля зрения и не причинила мне никакого вреда. Подождав несколько минут, чтобы успокоиться, я продолжил путь к противоположному концу лестницы.
То, что ледник постоянно и зачастую весьма активно двигался, добавляло элемент непредсказуемости в каждый переход по лестницам через расселины. Так как ледник постоянно находился в движении, трещины иногда сжимались, ломая лестницы, как зубочистки, а иногда расходились, от чего концы лестницы, потеряв опору, начинали болтаться в воздухе. Под горячими лучами послеполуденного солнца лед около крепежа[8] для установки лестниц и подвешивания веревок подтаивал, и, хотя все звенья «цепи» ежедневно проверяли, всегда существовала реальная опасность, что какая-нибудь веревка под тяжестью тела выскочит из лунки, в которой крепилась.
Переходить через ледопад было страшно и совсем непросто, но при этом это вселявшее ужас место отличалось удивительной красотой и очарованием. Когда рассвет прогнал ночную тьму, изломанный ледник предстал перед моими глазами трехмерным ландшафтом неописуемой красоты. Температура была минус 14 градусов по Цельсию. Мои «кошки» с обнадеживающим хрустом вгрызались в поверхность ледника. Пристегнувшись к страховочной веревке, я петлял по лабиринту вертикальных голубых сталагмитов. Ледяные скалы с двух сторон напирали на ледник, поднимаясь вверх, словно плечи злого божества.
Я БЫЛ НАСТОЛЬКО ПЛЕНЕН КРАСОТОЙ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА, НАСТОЛЬКО ЗАХВАЧЕН ТОНКОСТЯМИ СЛОЖНОГО ВОСХОЖДЕНИЯ И ИСПЫТЫВАЛ ТАКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ, ЧТО НА ЧАС ИЛИ ДВА СОВЕРШЕННО ПОЗАБЫЛ О СТРАХЕ.
Мы преодолели три четверти пути до первого лагеря, и Холл во время привала заметил, что ледопад находится в лучшей форме, чем когда-либо ему довелось его видеть.
– Тропа в этом сезоне прямая, как автострада, – сказал он.
Однако чуть выше, на высоте 5790 метров, веревка вывела нас к подножию гигантского, опасно нависающего серака. Огромный, как двенадцатиэтажный дом, он накренился над нашими головами под углом тридцать градусов. Маршрут пролегал по узкому проходу, который резко поднимался вверх на нависающую грань: мы должны были подняться на эту накренившуюся башню и перелезть через нее, чтобы не рисковать и не пробираться под тоннами нависшего льда.
Я понимал, что безопасность зависит от скорости движения. Я быстрым шагом устремился к относительно безопасному гребню серака, но так как еще не успел акклиматизироваться, то мой «быстрый шаг» оказался не лучше черепашьего. Каждые четыре или пять шагов мне приходилось останавливаться, облокачиваться на веревку и жадно втягивать в себя разреженный, бедный кислородом воздух, обжигающий легкие.
Серак не обрушился, я вышел на его верхушку и, задыхаясь, свалился на его ровной вершине. Мое сердце билось, словно я бегом поднялся по лестнице на много-много этажей. Чуть позже, в 8.30 утра, я дошел до верхней оконечности самого ледопада, которая открывалась за последними сераками. Однако ощущение уверенности от достижения первого лагеря меня не успокоило, потому что я не переставал думать об оставшемся внизу зловеще наклоненном сераке, а также о том, что мне придется еще минимум семь раз пройти под этим дамокловым мечом, если я хочу подняться на вершину Эвереста. Я решил, что альпинисты, которые пренебрежительно называли этот маршрут «дорогой для яков», вне всякого сомнения, никогда не видели ледопада Кхумбу.
Перед тем как мы вышли из палаток базового лагеря, Роб объяснил, что даже если некоторым из нас не удастся дойти до первого лагеря к 10.00 утра, мы все равно начнем спуск, чтобы успеть вернуться назад до того, как полуденное солнце сделает ледопад еще более неустойчивым и опасным. В назначенный час до первого лагеря дошли только Роб, Фрэнк Фишбек, Джон Таск, Даг Хансен и я. Ясуко Намба, Стюарт Хатчисон, Бек Уэтерс и Лу Касишке в сопровождении проводников Майка Грума и Энди Харриса находились внизу, в шестидесяти вертикальных метрах от первого лагеря, когда Роб вышел с ними на связь и развернул всех назад.
В ТОТ ДЕНЬ МЫ ВПЕРВЫЕ НАБЛЮДАЛИ ДРУГ ДРУГА В УСЛОВИЯХ НАСТОЯЩЕГО ВОСХОЖДЕНИЯ И СМОГЛИ ЛУЧШЕ ОЦЕНИТЬ СИЛЬНЫЕ И СЛАБЫЕ СТОРОНЫ СВОИХ ТОВАРИЩЕЙ, НА КОТОРЫХ КАЖДЫЙ ИЗ НАС БУДЕТ ПОЛАГАТЬСЯ В БЛИЖАЙШИЕ НЕДЕЛИ.
Даг и Джон (пятидесяти шести лет, самый старший в нашей команде), как я и предполагал, оказались довольно крепкими орешками. Однако больше всех меня поразил Фрэнк – щеголь-издатель из Гонконга с мягким голосом. Демонстрируя навыки, приобретенные им в трех предыдущих экспедициях на Эверест, он шел медленно, но ровно, четко держал темп, а около вершины ледопада спокойно обогнал почти всех, причем никто бы и не сказал, что ему трудно дышать.
Стюарт, самый младший и по виду самый сильный платный участник во всей команде, выглядел на фоне Фрэнка весьма блекло. Он сразу взял хороший темп и вырвался вперед группы, но быстро выбился из сил и на подходе к вершине ледопада еле-еле плелся в хвосте. Лу растянул мышцу на ноге в первое утро во время перехода к базовому лагерю, поэтому шел медленно, но уверенно. А вот Бек и в особенности Ясуко, как выяснилось, оказались слабыми альпинистами.
Несколько раз казалось, что Бек и Ясуко вот-вот упадут с лестницы и провалятся в трещину, и складывалось такое ощущение, что Ясуко даже не знала, как пользоваться «кошками»[9].