— Мы приносим эту жертву богу, в обмен на его благосклонность. Мы просим его отвернуть от нас взор и насладиться вкусом их жизней. Славься Ааб! — прокричал Наместник, дожидаясь пока остальные подхватят его похвалу. — Прогоравшим нет места среди сильных, нет места среди наших слуг. Они недостаточно дальновидны, хитры и яростны. Ааб, я отдаю их жизни и силы от твоего имени! На алтарь!

Стоило ему произнести эту фразу, как солнце погасло, и я понял в чем была причина его появления — приближающаяся с гигантской скоростью тьма в начале сжалась в облако, а затем окутала всю планету, да так что разом стало темно как ночью, и лишь факелы рядом с алтарем освещали лестницу пирамиды.

Первой на плиту положили какую-то ящерицу. Казалось, она не реагирует, и лишь когда кривой клинок с зазубренным словно у пилы лезвием вскрыл ей грудную клетку, я понял, что пасть твари была зашита толстыми нитками. Мне не было жаль покровительницу ящеров которых пришлось накрыть ТЯО, но то, как она орала, даже через зашитый рот, впечатляло.

Казалось, такую боль невозможно вызвать обычным ножом, но в следующее мгновение я увидел, как на рукояти один за другим загораются три привязанных шара, наливаясь золотым светом. Похоже этот кинжал не только вскрывал плоть, но и вытаскивал из еще живых их способности.

— Три. Мусор. — презрительно бросил тысячник Ааба. — Следующий.

— Отдаю свою жизнь и душу Аабу. — пытаясь улыбаться, хотя уголки губ постоянно ползли вниз, сказала женщина, которую даже по нашим меркам можно было бы считать красивой — явно из того же рода что и паучиха. Но ее это не спасло. Стоило стражникам-гориллам растянуть ее на камне, как наместник безжалостно вырезал ее сердце, положив на алтарь, а затем сбросил тело лишившееся семи даров, словно прогнившее мясо.

Та же история повторялась раз за разом. Передо мной была еще длинная очередь и у меня хватило времени, чтобы осмотреть по сторонам. Вырваться — никакой возможности, я пытался, но меня будто в тиски зажали. Так что единственное что мне оставалось — смотреть, но никто не обязывал меня наблюдать за кровавым жертвоприношением. Тем более что кровь уже стекала по желобкам вдоль ступеней и текла к пирамиде.

Меня же куда больше интересовали гости. Некоторые откровенно радовались, не знаю, чему — тому, что команды их противников проиграли, или тому, что они сами не сделали непредусмотрительных ставок? Или же, что иерархия подчистится и они смогу занять более высокое место возле нового наместника?

А может все что происходило для них — не более чем развлечение. Как для нас книги, игры или кинематограф. Вот только рядом с каждым из «старших» я замечал слуг, следящих чтобы кубки гостей, не пустовали, а на подносах всегда была еда на любой вкус. И я бы принял это как должное, если бы они были из разных нардов. Но нет.

Все слуги — низкорослые, больше похожие на детей, бледнокожие существа. Те, кто по пухлее — могли бы даже сойти за детей. Если бы почти у всех них не были обрезаны носы или уши. Этот недостаток всячески скрывали за украшениями, но я понял, что это не просто так. Родичи Тали больше всего напоминали смесь хоббитов и гоблинов, их извращенных собратьев.

— Господин, прошу, оставьте мне мое сокровище. — отвлекла мое внимание Вхагар, она, долго борясь с собой, все же поклонилась Наместнику.

— Раб, посмевший покуситься на устои, или острова? — коротко спросил гигант, повернувшись к ней.

— Острова… — через несколько мгновений ответила дракон, опустив плечи.

— Я так и думал. — кажется даже разочарованно произнес Наместник, сжав в своей руке очередное сердце так, что кровь брызнула во все стороны, а на алтарь упал лишь кусок выжатого добела фарша. — Дальше.

— Этот мой. — неожиданно произнесла темнота, и рядом с Наместником появилась тень, быстро обретающая очертания. — Воля бога.

— Воля бога. — не стал спорить гигант, махнув в мою сторону рукой. — Да отвернется от нас его взгляд на тысячу лет.

— Навсегда. — усмехнулся Кукловод, поднимая кинжал, оставленный на постаменте и подзывая меня пальцем. Я бы шагнул и сам, но гориллы не стали ждать пока я сделаю шаг, а в следующее мгновение меня уже растянули на холодном жертвенном камне, мокром от склизкой чужой крови. — Ты готов, Эвакуатор?

— Будет больно. — проговорил я, закрывая глаза.

— Очень. — подтвердил Кукловод. — Но что-то хорошее рождается только через боль и страдание. Дай волю своим демонам. Свобода.

— СВОБОДА! — заорал я, и мир вокруг окончательно померк. Раздались недоуменные крики. Что-то говорил Наместник, ему противилась дракон, а крики и вопли все нарастали, пока их не обрезало словно вырубили звук. И только холод алтаря давал почувствовать, что я все еще на этом свете. А затем мне стало очень больно.