-- Ну, Бобби, -- говорила она, -- почему ты сразу не сказал, что у тебя творческий кризис? Я бы тебе помогла...
-- Мойра, отвяжись от меня, хорошо?
-- Я же не знала, что у тебя такой кризис... -- пыталась оправдаться девушка. -- И, знаешь, есть один способ -- мужчинам он помогает... от творческого кризиса... Хочешь, я тебе помогу?..
-- Я устал, Мойра...
-- Ну, прости меня, пожалуйста, -- всхлипывала Мойра. -- Я не знала! У меня никогда не было кризисов -- правда...
Роберт не знал, что делать с этой нежданной преданностью, а Мойра дошла до того, что готова была гладить за Роберта белье, чистить одежду и натирать хозяйские ботинки.
-- Мойра, но ты же в руках не держала ни щетки, ни утюг, -- попытался вразумить девушку Роберт. -- Не дай Бог что-нибудь спалишь, вот тогда Черч точно прикажет нас выпороть... и не поморщится...
И все же Мойра не сдавалась. Она стерегла Роберта, когда в разгар дня ему случалось неожиданно провалиться в сон, изо всех сил старалась, чтобы управляющий не заметил этого вопиющего нарушения дисциплины, беспрестанно твердила хозяйке, будто Роберт замечательный художник, и потому несправедливо, что у него до сих пор ничего нет.
Когда свободная Рейберн вручила Роберту золотую цепочку, а ее супруг платиновые часы с бриллиантами -- Роберт остолбенел. Подарки хозяев полагалось носить, не снимая, так что теперь чистить, гладить, одевать-раздевать и мыть Роберт должен был вместе с этими свидетельствами хозяйской благосклонности.
А потом наступил день, когда все было кончено. Роберт сидел на полу и смотрел на шесть восходов и шесть закатов и думал, что, пожалуй, это лучшие его работы. Свободный Рейберн шумно восхищался полотнами -- с его появлением Роберт с трудом поднялся на ноги, -- а доктор Джесс Черч, молча оглядев картины, зачем-то отправился в парк. Наконец, утомившись разглагольствованиями, свободный Рейберн потрепал Роберта по щеке и произнес:
-- Ну что ж, Бобби, я дал обещание, и я его выполню. Завтра же позвоню юристу. А пока приготовь мне ванну -- твои картины отвратительно пахнут! Мне кажется, я сам провонял черте чем... Рядом с тобой совершенно невозможно находиться!
В гостиную свободного Рейберна доктор Джесс Черч ворвался как шторм. Окинул взглядом трех питомцев, с которыми Рейберн вел искусствоведческую дискуссию, и жестом указал на дверь:
-- Вы, трое, брысь отсюда!
-- Джесс! -- негодующе поднял голову свободный. -- Что вы себе позволяете?
-- Я желаю говорить с вами наедине, и мне не нужны подлипалы, -- отчеканил управляющий. -- Мне повторить?! Вон отсюда!
Мойра первая вскочила с места и бросилась к двери. Остальные любимцы последовали за ней.
Когда дверь закрылась, и доктор Черч убедился, что их не подслушивают, он подошел к свободному Рейберну и заговорил тихо, но с таким напором, что Рейберн невольно сжался.
-- Полчаса назад, -- чеканя каждое слово, начал доктор, -- мне позвонил ваш юрист и сообщил, будто вы хотите дать свободу питомцу Бобби. Вы не хотите ничего мне об этом сказать? Может быть, юрист неправильно вас понял?
-- Ах, это... -- протянул Рейберн и пожал плечами. -- Нет, все правильно. Я решил дать Бобби свободу... Он мне больше не нужен... да и вообще, с ним не о чем говорить... Он не вписывается в обстановку моего дома...
Джесс Черч глубоко вздохнул и досчитал до десяти.