Мемуарная проза Мариенгофа, равно как и его романы, стихи и пьесы, долгие годы оставались неизвестными для читателей. Лишь в последнее десятилетие они стали издаваться. Но «Бессмертная трилогия», заветное желание Мариенгофа, так и не стала книгой. Мемуары выпускались по частям и никогда — в едином томе. Автор не вошел в число «литературных гигантов» нашего столетия (во многом это зависело не от него). Но он стал «великолепным очевидцем» ушедшей эпохи (так говорил о себе соратник и друг Мариенгофа В. Шершеневич, но это в полной мере применимо и к самому Анатолию Борисовичу). Современные мемуаристы вспоминают Мариенгофа редко. Свидетельства о нем разрозненны. Поэтому мы решили опубликовать эссе народного артиста России Михаила Козакова, дающее, на наш взгляд, несколько дополнительных штрихов к портрету Мариенгофа. Но сам автор и его неповторимое время — в «Бессмертной трилогии».
v 2.00 - вычитка, правки, дополнения. (20.10.2009)
v 2.02 - улучшение обложки, правка описания. (15.06.2023)
Анатолий Борисович Мариенгоф
ЭТО ВАМ, ПОТОМКИ!
Итак, итог.
Трое суток лил холодный дождь. Лифт был в ремонте. Репетиция у Никритиной прошла плохо. С мокрым зонтиком в руке, в промокшем пальто она плюхнулась в широкое кресло, что стояло у нас в передней:
— Ах, как мне надоела эта трудная жизнь!
— Что делать, дорогая, — ответил я. — Легко только в гробу лежать.
— А где Сережа?
Так звали нашего кота-сиамца.
— Почему он меня не встречает?
— Спит на моей рукописи. Я мечтаю поработать, да вот не решился потревожить его.
Никритина взглянула на меня испуганно: не спятил ли ее муженек со своим котом?
Дело в том, что я очень сочувствовал ему. Ведь самое трудное в жизни ничего не делать, а он не пишет, не репетирует, не читает газет, не бывает в кино… Бедный кот!
Михаил Яковлевич Вайнштейн, член партии с 1903 года, сказал мне доверительно:
— С дурой я даже спать не могу.
— Да что вы в этом понимаете, Михаил Яковлевич! — улыбнулся я.
В этом он действительно понимал не слишком много, так как в общей сложности около двенадцати лет просидел в одиночке Петропавловской крепости. Да еще — остроги, тюрьмы, этапы, подполье…
Свою золотую свадьбу он только что справил с Розой Яковлевной, несмотря на то, что она была закоренелой и отчаянной меньшевичкой.
В доме у них — и в Берлине (где мы познакомились), и в Париже (где подружились), и в Москве (где закрепилась наша дружба) — постоянно шли горячие политические споры. Меньшевичка Роза Яковлевна не могла простить своему обожаемому «отпетому большевику» ни единой оплошности наркома, Политбюро и ЦК ВКП(б).