— Есть ли сегодня новости от мамы и папы?

— Нет, Брай, — отвечает он с очередным стоном. — Звонки приходят не так часто, когда ты пытаешься залечь на дно.

Должно быть, мои плечи слегка опустились, потому что раздражение на его лице спало. Он закрывает книгу и идет вперед, ставит её обратно на камин, а затем поворачивается ко мне лицом.

— То, что они делают, гораздо важнее, чем церемония Индукции. Мы должны видеть более великую картину Божью. Распространять слово Господа среди людей, которым недоступна Его слава, — он драматически разводит руки перед собой, как бы представляя себе эту сцену. — Миссионерская работа заставляет мир крутиться.

— Если бы только отец мог слышать тебя сейчас, — говорю я, подталкивая его руку, когда он смеется. — Он бы так гордился тобой.

— Что? — спрашивает он. — Я также свят, что и их семя. И, боже, ты бы знала, сколько они дрочат, — он бросает мне хитрую ухмылку.

— Ты отвратителен, — я проталкиваюсь мимо него, выходя на крыльцо. — И мерзок, — добавляю я для убедительности.

Барет слишком умен для своего собственного блага. Он хорошо подыгрывает системе. Изображая доброго христианского сына в церкви, изучая медицину в колледже, он находит новые и творческие способы нарушить обет безбрачия, не нарушая его на самом деле. Он всегда жил на задворках нашей веры, используя свой ум, чтобы довести фасад до совершенства.

— Я тебя умоляю, — он насмехается, следуя за мной. — Ты просто злишься, потому что Сэйнт всё ещё отказывается ухаживать за тобой. Темное пятно осуждения? Разве не так он теперь тебя называет?

— Серьезно? — я поворачиваюсь к нему лицом, и он почти наталкивается на меня. — Теперь и ты туда же?

— Успокойся, Брайони. Он просто дразнится. Разве ты не слышала? Парни, которые намеренно грубят, делают это с определенной целью. Мне кажется, в Академии Завета тебя забыли научить, что у мальчиков есть такие штуки, которые называются гормонами. Точнее, тестостерон. Он заставляет их делать странные вещи, — он резко вздрагивает.

— Только не вздумай тут резко быть голосом науки, Барет, — предупреждаю я дразнящим тоном, когда он боком проходит мимо меня к машине. — Епископу Колдуэллу это не понравится. Иисус творит через нас. Иисус побеждает греховную человеческую природу, которую мы всегда должны были преодолеть, — я пересказываю, используя его собственные слова.

— Преодолей это, — говорит он, делая непристойный жест, который я даже не понимаю.

Я качаю головой на своего безнадежного брата, запрыгиваю в его машину, и он выезжает из подъездной дорожки. Медленно мы отъезжаем от нашего идеального маленького дома, едем по нашей идеальной маленькой улице, направляясь на мою слишком важную церемонию Индукции.

Возможно, мои родители и не смогут поддержать меня из-за своих важных христианских обязанностей, но я не могу удержаться от любопытства, чтобы не поинтересоваться, сделает ли это кое-кто другой.