58. Дьявольская кукла

Брайони кладет руки на голову, а пистолет направляет в потолок. Она ругается в неверии. Она ломается, и я не могу этого вынести. Она нужна мне сильной. Нужно, чтобы она так слепо верила в меня и только в меня.

— Почему бы нам всем не успокоиться и не обсудить это в другом месте? Может быть, в церкви? — предлагает епископ Колдуэлл, нервно кивая.

— Нет, — твердо требует Брайони. — Нет, мы обсудим это прямо здесь. Прямо сейчас.

Она поворачивается ко мне лицом. Под жестким фасадом я вижу душевную боль, и именно поэтому я не говорил ей. Пока не наступит подходящий момент. Этот момент. Когда она сама сможет встретиться с ним лицом к лицу.

— Оба наших отца сейчас в этой комнате, — спокойно говорю я. — Но ты уже знаешь об этом.

Ее взгляд напряжен, а мозг работает.

— Он убил твою мать! — восклицает Сэйнт. — Он убил твою настоящую мать, Брайони. Мой отец рассказал мне. Избил ее до полусмерти в переулке. Вот почему он сидел в тюрьме. Не верь ничему, что он говорит!

Аластор переминается с ноги на ногу рядом со мной, а я сижу в тишине. Вот он, момент. Все последние несколько недель, библейские послания, раскрытие истин, обучение, кусочки этой головоломки складываются в единую картинку перед ней. Посмотри на его лицо, детка. Увидь это в его глазах. Она знает мою историю, мои тревожные истины, и теперь у нее есть все необходимое, чтобы принять собственное решение относительно мужчин, стоящих перед ней.

— Я всегда пытался защитить тебя, — продолжает Сэйнт.

Она поднимает руку, чтобы остановить его. Тишина, сковывающая эту комнату, наполнена энергией, и все ждут, когда она заговорит.

— Сколько учеников было на нашем уроке катехизации?

Кэллум и Аластор обмениваются взглядами, после чего оба снова обращают внимание на Сэйнта.

— Ч-что? Почему ты спрашиваешь об этом прямо…

— Сколько учеников? — снова спрашивает она, закрыв глаза.

— Двадцать три, — быстро отвечает он, тяжело дыша.

Она открывает глаза и смотрит на него, на ее забрызганном кровью лице появляется зловещая ухмылка.