– Я не знал, что все так закончится, – мой голос звучал не уверенно, и я произнес слова так, словно намеренно обидел Кристину, чтобы в конечном итоге она умерла. – Я не хотел сделать больно ни вам, и тем более Кристине. Позвольте мне хоть как-то загладить вину.

Полина Александровна спрятала лицо за платком и опустив голову немного вниз ушла, оставила меня с Петром Витальевичем тет-а-тет. Он подошел ко мне поближе и грубым голосом сказал:

– Нам твоя помощь не нужна. И свои подначки можешь оставить при себе. Если ты думаешь, что дав нам деньги, ты сможешь загладить вину, то ты глубоко заблуждаешься. Ты лишил нас дочери. Из-за тебя, Кристина наложила на себя руки. Я не хочу видеть твои деньги. Я хочу, чтобы тебя, всю твою оставшуюся жизнь, мучала совесть. Ты заслуживаешь страдать и сгорать от горя, – Петр Витальевич замолчал и начал уходить от меня, но он остановился, развернулся и продолжил. – Можешь попрощаться с Кристиной. Я тебе не буду мешать.

Петр Витальевич ушел, оставив меня наедине с Кристиной. Я начал жалеть, что приехал сюда, но мне нужно проститься с Кристиной и попросить у нее прощения. Сделав пару неуверенных шагов вперед, я подошел вплотную к гробу. Я не сразу опустил голову, а поначалу смотрел в даль. Примерно в десяти метрах от меня, было небольшое скопление людей, пришло около десяти человек. Я слышал, как они плакали (хотя возможно мне показалось). Все они встали возле могилы, которую только что сделали. Рядом с могилой стоял мужик в потрепанной и грязной одежде и с лопатами в руках, а еще один мужик клал венки на могилу. У меня в голове не укладывалось, что через несколько минут, мы все также будем стоять возле Кристининой могилы и наблюдать, как кладут венки.

Я последний раз посмотрел в даль и немного наклонив голову вниз, увидел мертвую Кристину. На ней была та самая одежда, в которой она вместе с Олей пришла гулять в Сокольники, и когда она мне померещилась вместо Саши. Брюки мягкого розового оттенка, бежевая рубашка и белые кеды. Я не мог поверить, что она мертва. Я хотел, чтобы она сейчас проснулась, вылезла из этого гроба и пошла гулять с Олей, как это было три недели назад. Ее неживого серого цвета кожа, с ели заметными синими венами, закрытые глаза, но не как у спящего, напряженно закрытыми глазами, а расслабленными, неподвижными глазами (я вообще не понимаю, как можно сравнивать спящего человека с мертвым), и холод, который шел от нее, заставили меня заплакать. Я не скрывал слезы, а ревел на виду у всех. Я знаю, что так делать нельзя, но я все же провел ладонью по ее серой и холодной щеке, поцеловал ее в губы и слабым голосом сказал:

– Прости меня, – сказал я, и увидев как упала моя слеза на ее губы, и дрожащим голосом проговорил. – Я люблю тебя.

Это было не пустыне слова. Потеряв Кристину раз и навсегда я понял, что все наши проблемы, по сравнению с этим, пустяки. Да, мы с Кристиной жили в разном ритме наших отношений, но это можно было исправить, да, я мог подождать несколько месяцев чтобы потом снова начать встречаться с Кристиной. Все это можно было исправить. Но сейчас ничего нельзя изменить. Кристину не воскресить. Она умерла. Мне хотелось снова услышать ее смех, хотел поговорить с ней о не важным вещах, погулять с ней по парку держась за руку, обнять и поцеловать. Но этого больше никогда не случится.

Я снял браслет со своей руки и надел его на Кристинину. Даже на мертвой Кристине, он смотрелся лучше чем на ком-либо другом.

Протирая пальцами слезы на глазах, и поцеловав Кристину в лоб, я пошел к Саше. Я ощущал на себе недовольные и злые взгляды, но мне было все равно на них. Они могли сколько угодно сверлить меня своими глазами, Кристину все равно не вернуть. Если бы моими страданиями можно было бы ее вернуть, я бы без раздумий позволил издеваться надо мной, лишь бы Кристина была жива.

Я встал возле Саши, он мне ничего не сказал, а лишь положил свою руку мне на плечо и пододвинул к себе и мы отошли назад, встали за спинами у всех.

Как оказалось, я был последним, кто пришел проститься с Кристиной. И когда я отошел, то к могиле подошли двое мужчин, закрыли гроб, прибили его гвоздями и начали медленно опускать его в яму. Все вокруг начали рыдать. Мужчины пускали слезы, изредка из убирая с лица, а женщины приложили платок к лицу и плакали в него. Кристины родители и Оля стояли ближе всех в яме, и они что-то громко говорили, но я не мог разобрать. Я же стоял подальше от всех, молча смотрел как медленно опускают гроб и закапывают его. Внутри меня была пустота, и я больше ничего не чувствовал. Когда на месте ямы появился невысокий выступ, то мужчины поставили крест и начали класть венки. После того, как могила была готова, то все по очереди подходили к ней. Кто-то клал искусственные цветы, кто-то гладил крест, кто-то говорил что-то шепотом, а кто-то делал все сразу.

Когда на кладбище никого уже не осталось кроме меня и Саши, то мы вдвоем подошли к могиле. Я посмотрел на крест и увидел надпись, которая меня очень сильно напугала, что я даже не хочу ее цитировать. Там ничего ужасного не было написано, только имя, фамилия, отчество, дата рождения и смерти, и короткая эпитафия. Я опустил голову и смотрел на венки. Их было очень много, и на каждом было что-то написано.

Мы с Сашей молча стояли и смотрели на могилу несколько минут, но спустя время Саша сказал:

– Я не был с ней знаком, и никогда ее не видел, даже на фотографии, но судя по твоим рассказам, она была замечательным человеком. Мне жаль, что Кристине пришлось так мало прожить. Я уверен, она смогла бы много достичь, но жизнь распорядилась иначе. Страшно потерять единственного ребенка, лучшего друга и любимого человека. Но смерть нам не подвластна.

У меня перед глазами пронесся мой сон, в котором Полина показал мне, что могло быть с Кристиной, если бы она была жива. Мои глаза навернулись слезами и в голове снова стали звучать три слова: «Я убил Кристину». Я упал на колени и закрыв ладонями лицо, стал рыдать. Я плакал долго и мне никто не мешал. Саша стоял в сторонке и ничего не говорил. Когда я немного успокоился, то заплаканным голосом сказал:

– Кристина была лучшей. Она могла много добиться, но я все испортил.

Саша ничего не сказал, а лишь присел возле меня и смотрел на могилу.

Через несколько минут, когда Саша выкурил сигарету он спросил:

– А что ты туда положил?

Не вставая с колен и не поворачиваясь к Саше, я протер руку, на которой еще недавно висел Кристинин браслет и сказал: