Последние две строчки я пробормотал себе под нос. Я вызубрил их еще несколько месяцев назад, но меня все равно преследовал страх забыть слово или фразу в середине прослушивания. Бросив взгляд на Джеймса, который до сих пор сидел в углу комнаты, я спросил:
– Никогда не задавался вопросом, знал ли Шекспир все эти роли так же хорошо, как мы?
Джеймс медленно поднял голову, оторвавшись от чтения очередной строфы, взглянул на меня и ответил:
– Постоянно.
Я моргнул и улыбнулся.
– Сдаюсь. Вообще-то я сейчас ничего и не делаю.
Он покосился на часы.
– По-моему, я тоже.
С трудом поднявшись, я поплелся следом за Джеймсом по винтовой лестнице в общую спальню: она располагалась прямо над библиотекой, в самой верхней из трех комнат, в узкой каменной полой «колонне», которую попросту называли Башней. Раньше здесь был чердак, заваленный сломанной мебелью и прочим хламом, но в конце семидесятых пыль и паутину смели, чтобы освободить место для новых студентов. Двадцать лет спустя тут стояли две кровати с голубыми балдахинами с гербом Деллехера, пара старых монструозных шкафов и два разномастных книжных стеллажа, слишком неприглядных для библиотеки.
– Думаешь, все будет так, как говорит Александр? – спросил я, когда мы оба начали раздеваться.
Джеймс опустился на край постели и стянул рубашку.
– Не знаю. Если хочешь знать мое мнение, это слишком предсказуемо.
– Конечно. – Я запихнул грязную одежду на нижнюю полку шкафа. – Но когда они нас удивляли?
– Фредерик всегда меня удивляет, – сказал он. – Но последнее слово будет за Гвендолин… обычное дело.
– Если б это зависело от нее, Ричард играл бы все мужские роли и половину женских.