Книги

Эскимо с Хоккайдо

22
18
20
22
24
26
28
30

Но я не чувствовал поэтического настроя. Обычные пластиковые диски в пластиковых коробках, обернутые в пластиковый пакет. И подумать — столько проблем из-за такой ерунды.

Как пообщаешься с рок-звездами и людьми из рок-индустрии, забудешь, что такое музыка. Я уже начал забывать, какое чудо происходит, когда луч касается поверхности диска и внезапно озаряет целый внутренний мир. Забыл, что для подростков определенного возраста, которые еще не вовсе лишились нормальных чувств, даже самая тупая попса открывает вселенную неисповедимых истин, звуковой пейзаж, в котором они находят себе место, наконец-то обретают чувство принадлежности. Я забыл даже, что музыка — это фон самых лучших и самых страшных моментов их жизни, что для некоторых подростков это чуть ли не единственный друг, что музыка гораздо авторитетнее родителей, учителей, наставников, а может быть — но это лишь «может быть», — авторитетнее даже моих статей и советов в «Молодежи Азии».

Но сколько бы я ни напоминал себе об этом, итог жизни Ёси по-прежнему казался мне безжизненной грудой чепухи, затянувшимся анекдотом без ударной реплики. Я оставил побитые диски на тумбочке, выключил свет и покинул номер отеля «Рояль».

Я успел выписаться и попрощаться, и тут заметил в холле Сзцуко. Мебели было достаточно, однако Сэцуко устроилась на полу, притулившись к большой колонне и поджав колени к груди. Серый свитер не вполне подходил к клетчатой юбке. Впрочем, вообще было бы сложно попасть этой юбке в тон. Сегодня девушка не стала укладывать волосы, и они с диким торжеством вырвались на волю, каждая прядь на свой лад праздновала освобождение.

Я подошел и остановился перед Сэцуко, позволив ей насладиться зрелищем моих ботинок. Наконец она подняла голову.

Глаза ее были обведены темными кругами, слезы размыли борозды в макияже. Трудно угадать, чем была вызвана эта буря — эмоции налетели, сотрясли и исчезли, оставив лишь разводы косметики на заурядном лице. Я постарался улыбнуться самой бодрой улыбкой и заговорить самым что ни на есть бодрым голосом:

— Мрачноватая у вас нынче аура!

— Извините, — прошептала Сэцуко.

Одна из служащих отеля в этот момент прошла мимо, чересчур близко к нам. Я перехватил ее взгляд, и она, потупившись, поспешила прочь исполнять то вымышленное поручение, которое придумала, чтобы получше нас рассмотреть. Хотелось мне предупредить девушку — мол, рановато она превращается в любопытную старуху, — но ведь и любопытные старухи с чего-то начинали.

— Спокойнее, — посоветовал я. — Вы — не первая девушка, удравшая от меня в ресторане.

— Не надо обращаться со мной как с ребенком, — сказала Сэцуко. Без гнева, без вызова. Таким же тоном она могла бы сказать: «Вероятность осадков на сегодня — сорок процентов», или: «Осака — промышленный центр Японии».

— Хорошо, — сказал я. — Но тогда не сидите на полу, как ребенок.

Она убрала с лица прядь волос. Секунду прядь подержалась на новом месте, а потом снова упала на глаза.

— Вы уезжаете насовсем?

— Нет. Временно выписываюсь.

— Не шутите со мной. Пожалуйста.

Она впервые отвела глаза, даже повернула голову, посмотрела в окно, на улицу. Стряхнула невидимую соринку с юбки.

— Пока вы не уехали, — продолжала она, — я должна кое-что сделать. Мы должны кое-что сделать.

У меня засосало под ложечкой.

— Мы должны пойти в одно место. Вместе. Пожалуйста, поймите. Это даст мне… завершенность.