Какое-то мгновение Джеймс молчал, потом закрыл глаза, душевная мука исказила суровые черты.
– Даже дикие лошади не смогли бы утащить меня отсюда.
Откуда-то издалека послышался звон часов дедушки Кристал, медленно и скорбно отбивающих полночь.
– Ты случайно не превратишься в тыкву? – прошептала Хелен, стиснув пальцы.
– Завтра утром, – дернул головой Рафферти.
– Значит, у нас еще есть время? Еще несколько часов?
– Несколько часов, – тихо повторил Рафферти.
– Что ж, не будем попусту терять ни минуты.
Хелен впилась в него губами, забирая себе его тоску, печаль и горечь прошедших десятилетий.
В квартире было тепло, темно и безопасно. Снаружи бушевала буря, а внутри царили покой, страсть и любовь.
Хелен, как в тумане, добрела до спальни, закрыла за ними дверь и дрожащими руками принялась стаскивать с Рафферти одежду. Сняла пиджак и рубашку, потом потянулась к пряжке ремня, ожидая его протеста против своего самоуправства. Но Рафферти, казалось, понял ее потребность сделать все самой, перехватить инициативу, трогать, целовать, пройтись губами по мускулистой груди до самого пояса брюк, расстегнуть мешающие пуговицы, прикоснуться и стиснуть отвердевшую плоть, наслаждаясь теплом и силой любимого мужчины, его невольным сдавленным стоном. Словно шелк и сталь запульсировали страстью в ее ладони, но Хелен хотелось большего. За несколько оставшихся часов хотелось заполучить все, что удастся в этой жизни, насытиться впрок на длинные пустые ночи, простирающиеся впереди. Без него. Хелен ждала его двадцать девять лет. И не собиралась соглашаться на меньшее.
– Раздевайся, – рыкнул Рафферти в лунной темноте – грубо и одновременно ласково.
Хелен повиновалась, стянула через голову мешковатую рубашку, стащила джинсы. Только добралась до передней застежки кружевного бюстгальтера, как большая рука накрыла ее пальцы, остановила, и Рафферти привлек ее ближе, припал горячим влажным ртом к груди, прямо через тонкую ткань всасывая тугие вершинки.
Твердые ладони скользнули вниз по бокам, по бедрам, под шелковые трусики, обнимая, тиская, лаская. У Хелен ослабли и затряслись колени, сердце застучало, как бешеное, пульс пустился вскачь, переполнило желание, настолько сильное, настолько нестерпимое, что она испугалась, как бы не разлететься на мелкие осколки. Рафферти нужен ей целиком и полностью, и каждым из всех возможных способов. Хелен мечтала, чтобы он был резким и стремительным, медлительным и неторопливым. Мечтала заполучить его навсегда. А впереди одна единственная ночь.
Джеймс избавился от остатков своей одежды, потянул Хелен на кровать, уложил рядом и откинулся на подушки. Она склонилась над ним, волосы, словно занавес, укрыли от холодной февральской ночи. Поцеловала в губы, пробежав языком по краешку рта, он попытался ответить, но она скользнула ниже на мускулистую широкую грудь, касаясь, дегустируя, смакуя, упиваясь взрывом эмоций. Расцеловала твердый живот, пупок, бедра. А потом коснулась окаменевшей плоти, почувствовав, как он вздрогнул от неожиданности, провел по ее волосам и обхватил затылок, нежно, как ей нравилось. Хелен продолжила ласкать его, мечтая, чтобы это никогда не закончилось.
Затрепетала, покрылась испариной и недовольно забарахталась, когда он оттащил ее в сторону.
– Подожди, – пискнула Хелен. – Я…
– Хочу быть в тебе. И не только во рту. Хочу тебя всю целиком. Немедленно.
Рафферти подтянул ее выше, и она всем телом улеглась на него сверху, ухватившись за плечи.
Он протянул руку и расстегнул лифчик, все еще болтавшийся на ней, молниеносно стянул шелковые трусики и отбросил в сторону.