Разглядывание затягивается. На узком лице Ёсиацу видно недоумение, переходящее в задумчивость. Тем временем пирушка набирает обороты. Наштукатуренные гейши исполняют групповой танец с веерами. Ловко подбрасывают их, ловят, кидают друг другу. Срывают бурные аплодисменты в виде стука руками по татами. Вокруг самураев суетятся слуги и премиленькие майко. Ученицы, на мой просвещенный взгляд, выглядят намного более привлекательно, чем гейши. Во-первых, на них нет париков. Во-вторых, я все никак не могу привыкнуть к выбеленным лицам и черным зубам. А на майко о-тяя явно сэкономила с косметикой. Учениц легко отличить от гейш. Пояс кимоно у них завязан спереди, что позволяет легко самостоятельно его развязать (понятно для чего). У гейш же сложный узел на широком поясе оби, свисающем до пят, завязан сзади. Кроме того, в волосах много заколок, шпилек, гребней с подвесками. Различается и цвет кимоно.

Следующий пункт программы — пантомимы. Гейши изображают небольшие смешные сценки из жизни города. Вот идет пьяный монах, он пытается помочиться, но падает на самурая, которого изображает барышня с двумя прутиками — длинным и коротким. «Самурай» виртуозно ругает «монаха», отталкивает от себя, а тот валится на «крестьянина» в круглой соломенной шляпе. А я-то и не заметил, что дамы пришли не с пустыми руками: у них с собой театральный реквизит. Опять бурный восторг, все хохочут и колотят ладонями по полу.

Слуги вносят еду и сакэ. Девушки тут же рассредоточиваются по клиентам. Нам с Ёсиацу достаются аж четыре гейши. Они наливают выпивку в маленькие, как наперстки, пиалы, разминают плечи, шутят и пытаются выведать секрет роллов. Моя кулинарная инновация уже известна по всему Эдо. В харчевню, которую я посетил, стоит очередь желающих попробовать новые блюда. Я отшучиваюсь, искоса поглядывая на тестя. Физиономия дайме еще больше вытягивается от удивления.

Насытившись и приняв на грудь, самураи опять требуют зрелищ. Гейши выбегают в центр комнаты и делятся на две группы. Всех присутствующих мужчин также заносят либо в правую, либо в левую команду. Начинается игра… «Крокодил»! Да, именно та самая молодежная игра, популярная в двадцать первом веке. Оказывается, и тут известна подобная забава, причем правила практически не отличаются. Девушки попеременно из правой и левой команд вытягивают из корзины бумажки со словами. Подруги переворачивают песочные часы, и гейша должна минут за пять показать, что именно было написано на листке. Произносить слово, показывать губами — нельзя. Отгадавшая команда получает бутон розы. Подвыпившие самураи с азартом бросаются в игру. Поднимается гвалт, то и дело слышится смех, выкрики.

Наших гейш, участвующих в «Крокодиле», заменяют ученицы. Мою шею готовится разминать совсем молоденькая девчонка лет пятнадцати-шестнадцати. Кукольное личико с широкими скулами, алые губки бантиком, карие глаза, темно-каштановые волосы.

Взгляд грустной и все повидавшей женщины. На щеках — ямочки, и это искупает все (например, невзрачную подростковую фигуру без волнующих дамских округлостей). Обожаю девушек с ямочками. Одета в простое белое кимоно с красным поясом. Пока все увлеченно следят за игрой гейш, знакомимся. Ученицу зовут Саюки. Ей пятнадцать лет, десять из которых она живет в окии Хисо. Девушка с поклоном начинает массировать мою шею и вдруг как от удара током отдергивает руки. Ее лицо краснеет от стыда, и она еще раз низко кланяется.

— Саюки! Что случилось? — Я с удивлением рассматриваю смущенную ученицу.

— Господин, у вас на шее, вот тут, — она трогает участок кожи рядом с правой сонной артерией, — бугорок. Это диза-ди.

Действительно, на шее есть небольшая, еле заметная выпуклость вроде желвака.

— И что? — Мы беседуем так тихо, что никто на нас не обращает внимания. — Что за диза-ди такой?

— Мой дедушка, — почти шепотом говорит Саюки, — учил меня в детстве искусству нинсо. В чайном домике я много практиковалась и теперь могу читать по лицам людей их будущее. И прошлое тоже. И мне очень страшно от того, что я увидела. Бугорок диза-ди, две треугольные морщинки над левой бровью и лопнувший глазной сосудик. Вы не Ёшихиро Сатоми, вы…

— Тихо! — Я быстро прикладываю палец к ее губам. Внутри меня все переворачивается от страха и напряжения. Еще никогда я не был так близко к провалу. Рядом увлеченно смотрит игру мой тесть, недалеко сидят его вассалы.

Неужели с помощью какой-то прикладной физиогномики можно… да нет, бред. Мистика. Девчонка просто угадала. Гейши очень чувствительны к поведению мужчин. А мои движения, разговорная речь с фразочками из будущего, глупое прогрессорство — все это наводит на определенные выводы. Наблюдательная ученица просто заметила несоответствия между типичным образом самурая и той ролью, которую я играю. Что же делать? Надо взять паузу.

Расспрашиваю Саюки о нинсо. Оказывается, этому искусству больше тысячи лет. Передают его от учителя к ученику. Мастер нинсо может отличить на взгляд сто оттенков кожи человека, двести тридцать видов морщин, пятьдесят один наклон головы, больше сотни положений туловища. А уж мимических выражений лица — так больше пятисот! Правая половина тела и лица — это сам человек. Его прошлое, настоящее и будущее. Левая часть — люди, которые с ним были или будут связаны.

Я сначала не поверил, что такое количество деталей можно запомнить, и уж тем более как-то трактовать, но Саюки предложила проверить на практике свои знания. Я указывал на самураев, а она мне рассказывала о них все, что видела. Первый — фельдмаршал Хиро.

— Сорок семь лет… — Один взгляд на военачальника — и Саюки начинает в быстром темпе выдавать на-гора: — Женат, есть молодая наложница. Двое детей. Голос — третий баритон. Вместе с морщиной даза-лю это означает, что он слаб в постели. Девятый цвет кожи — пьет настойку на чернокорне, чтобы вернуть себе мужские силы. Верен вам, господин, проживет долго, до шестидесяти трех лет.

Похоже на правду. Ну про наложницу Кёко Саюки могла где-то услышать, возраст и дети тоже не секрет. Про импотенцию просто выдумала, чтобы произвести впечатление. Дальше. Пусть будет… пусть будет… ну вот хотя бы мой забывший о всех проблемах с чужими голубями хмельной шпион.

— Мураками. — Я указываю на «писателя».

— Двадцать лет. Мацукэ. Слишком молод для своей должности. Сидит на коленях, сместившись на правую ногу вперед. Седьмой цвет кожи правой щеки. Любит мужчин, равнодушен к женщинам. Спал со своим учителем. До сих пор любит его. Тоскует по своему любовнику. Покончит с собой через три дня.