«Все идет к тому, что скоро будут писать лишь для толпы, для невежественной толпы, и лишь те, кто умеет писать для толпы».
«Благодаря неоценимому дару Божьему человек, испытывающий сильные удары судьбы, уподобляется редкому инструменту. При каждом новом испытании лира его души не только не расстраивается, но, напротив, приобретает еще одну струну».
«Нет слов, наслаждение имеет в себе много прелести в данную минуту, но для воспоминания нет ничего отраднее перенесенных страданий, то есть страданий за добро и истину. К тому же нам дано лишь семьдесят лет для наслаждения, и целая вечность для воспоминаний. Наслаждению уже совсем нет места в воспоминании».
«„Вечное“ таинственно-нераздельно с человеком во все возрасты жизни, но внимание смертного отвлечено временным, и он не видит того, что около него».
И последнее из «Дневников», уже – вот совпадение! – ненамеренно и случайно отсылающее нас к теме следующей встречи:
«Окончить совсем Дон Кихота нельзя: его надо изображать постоянно на лету, в погоне за бесконечным рядом. Дон Кихот бесконечно совершенствуется в безумии».
Вообще я не люблю на лекциях много зачитывать. Но Кьеркегор так прекрасен, тонок, остроумен, задушевен, что все время хочется его цитировать и цитировать. Но давайте теперь перейдем к вашим вопросам.
У некоторых экзистенциалистов он решается более-менее удовлетворительно, как у Ясперса с его экзистенциальной коммуникацией, или у Бубера с его философией диалога, или у Бердяева с его коммуникативными размышлениями. А у таких, как Сартр, все очень плохо в этом смысле, мы об этом еще поговорим («Ад – это другие»). Кьеркегор, как вам сказать? Ну, конечно, он не солипсист, субъективизм его не приходит к какому-то эгоцентризму. Мне кажется, что у него чего-то похожего на ясперсовскую, тем более буберовскую концепцию Другого, такой теории коммуникативности и интерсубъективности нет.
Но я думаю, что тут надо действительно требовать от человека, от мыслителя, то, что у него есть, а не то, чего у него нет. Конечно, он не какой-то жуткий эгоцентрик. При этом, конечно, интроверсия, самоанализ, саморефлексия у него – главное. Я думаю, что просто очень важно понимать духовный контекст, в котором он действовал. Да, это Гегель, это восприятие личности как чисто гносеологического субъекта, культ всеобщего… И ему очень важно было «прыгнуть» резко в другую сторону: сказать о ценности Единственного. И это часто производит впечатление. Это, кстати, параллельно рифмуется чем-то со Штирнером, его современником, и в чем-то главном они пересекаются даже больше, чем может показаться на первый взгляд. Интересная тема, кстати: экзистенциальные идеи у Штирнера.
Но мне все-таки кажутся существенными три вещи, если очень коротко отвечать на ваш вопрос. Во-первых, подробно эту тему Кьеркегор не разбирал. Во-вторых, он, конечно, не был эгоистом, эгоцентриком, солипсистом, иначе бы он не стремился, например, спровоцировать толпу. И в-третьих, очень важно то, что он, с одной стороны, отталкивается от гегельянской философии, с другой стороны, от вот этого омассовления, которое вокруг него происходит и которое он на своей персоне очень хорошо испытал в связи с этой травлей со стороны журнала «Корсар». Он был очень чуток и постоянно твердил верную мысль о том, что масса никогда не истинна. Я бы только эти три тезиса назвал.
– Ну, конечно, Кьеркегор всецело, как в высшей степени христианский философ, центрирован на теме Личность – Бог, и он, конечно, очень мало внимания уделяет природе, миру, вещам. В той мере, в какой он о них говорит, он именно говорит о выходе личности из природы, об уникальности человека как Божьего создания и так далее. То есть вся его философия центрирована на эту ось, как вообще в христианстве: Личность и Бог. Помните, у Августина: «Хочу знать Бога и душу. Бога через душу и душу через Бога. И более ничего!»? А мир?
Что мир? Он о нем особо ничего не говорит, то есть его другое волнует и интересует. А природа его мало занимает. Это интересно: когда мы дальше в ходе нашего курса дойдем, скажем, до Камю и Сартра, интересно будет сравнить их отношение к природе. Но мы об этом еще поговорим. Оно очень разное.
– Вы, конечно, абсолютно правы, потому что субъективность, прежде всего, проявляется для Кьеркегора в страсти, а высшая страсть – это вера. Вера – это направленность к личному живому Богу. Поэтому, конечно, вы правы. Очень правильная трактовка.
– Нет, мне кажется, что тут совсем иное, это достаточно очевидно в контексте отсылок, с одной стороны, назад к Сократу, и, с другой стороны, к тому, о чем сейчас говорили в связи с христианством. Ведь, мне кажется, Сократ очень хорошо проливает свет на Кьеркегора, а Кьеркегор на Сократа. Они действительно хорошо понимаются в паре, не только в смысле экзистенциальной истины. Ведь стихия Сократа и стихия Кьеркегора – это стихия диалога. Не случайно Кьеркегор прибегает к системе непрямых высказываний (по крайней мере, не в своих чисто богословских статьях и трактатах, а в том, что мы обычно изучаем как «философию Кьеркегора») – он прячется. Как Сократ предельно прятался и предельно выражал себя в своих вопросах к собеседникам. Именно потому, что тут диалогическая стихия. Истина есть, все к ней имеют отношение, надо пробудить других личностей, чтобы эта истина как-то проявилась через разных людей. То есть задача Кьеркегора (и в этом он принципиально противоположен любому солипсизму, эгоцентризму и так далее) – пробудить в человеке личностное начало. Другое дело, что все это, конечно, с другой стороны, связано с верой в наличие истины, причем, эту истину дал живой Бог. Но тут важны обе стороны этой мозаики: диалог, призыв к другому быть собой.
Ведь это постоянное подчеркивание, что никто не заменит меня перед Богом, я – Единственный. Если у Штирнера это еще как-то можно понять при определенном желании как проповедь: каждый сам за себя, эгоизм, ничего общего нет (хотя можно и нужно – совсем по-другому), – то в случае с Кьеркегором это совсем исключается Сократом, с одной стороны, и христианством – с другой. Поэтому для него пробуждение «я», пробуждение личности, пробуждение веры, с одной стороны, это условие диалога, сущностного, сократического, а с другой стороны, условие рождения веры, ведущей к живому Богу. Мне кажется, эти две интенции важны.