Задание же было связано с тем, что недавно в Россию приезжала прусская королевская чета. Причем не одна, а с дочерью, которая была представлена к русскому двору, а вообще-то имелось в виду, что оная принцесса может стать женой цесаревича Михаила. Правда, родители ни с русской, ни с немецкой стороны не относились серьезно к такой возможности. Однако, к некоторому их удивлению, к ней отнеслись серьезно сами молодые. В связи с чем император и король приняли решение дать возможность принцессе Амалии пожить в России. Для начала год, а там видно будет.

Король считал, что его достаточно умная дочь, возможно, поможет ему узнать что-то новое и интересное о происходящем при русском дворе и вообще в России. Ну, а если это кончится свадьбой с Михаилом, тоже ничего страшного. Хотя, зная как цесаревича, который почти год учился изобразительным искусствам в Берлине, так и его отца, король сомневался, что Михаил когда-нибудь станет императором. Если даже он, Фридрих, успел заметить полную неготовность молодого человека занять этот пост в силу мягкости характера, то уж Петр-то подобного пропустить никак не мог. И, значит, русский император скорее всего уже принял меры. Или примет их, когда посчитает необходимым.

Фридриху было даже немного жаль Петра Второго, которого он не раз не только на публике, но и в тесном кругу называл своим другом. Действительно, вложить столько сил в воспитание старшего сына — и получить столь умеренный результат! Пожалуй, тут недолго вообще посчитать любую педагогику лженаукой. Петра, например, как и его великого деда, вообще никто не воспитывал, что не помешало обоим стать выдающимися правителями.

Король зря сочувствовал своему российскому коллеге — и Сергей, и Елена были вполне довольны первенцем. Правда, ему действительно не очень давались точные науки, однако какое-то представление о них он все же имел. Однако главное — Михаил действительно уродился артистической натурой. И уже несколько лет подряд мастерски играл слабовольного рохлю, интересующегося только картинами, художественными течениями и обнаженными моделями.

Относительно же пребывания принцессы Амалии в Москве Новицкий был полностью солидарен с Фридрихом. Пусть девочка тут поживет, познакомится с Россией, пошпионит маленько в меру способностей. А то ведь не очень хорошо, когда практически все важные сведения о России Берлин получает от Мавры Шуваловой. Он, Петр Второй, такого ни за что не потерпел бы и давно озаботился бы организацией дублирующего канала для подтверждения как минимум из двух независимых источников. Похоже, до друга Фрица это тоже дошло, и не надо ему мешать. Но, разумеется, пускать дело совсем уж на самотек тоже было нельзя, в силу

чего графиня Браницкая-Брюс получила задание подготовить фрейлину для прусской принцессы. Причем не абы какую, а имеющую шансы стать подругой Амалии, а то и ее доверенным лицом. Вот, значит, на эту роль и была подобрана Наталья. Она, во-первых, казалась не только способной, но общительной, и довольно обаятельной девушкой, не блещущей, впрочем, особой красотой, ибо фамильный нос Бурбонов даже мужчин не очень-то украшал. А во-вторых, ее происхождение тоже создавало дополнительные перспективы — если, конечно, оно раскроется в подходящий момент и под очень-очень большим секретом. Ведь известно, что делиться своими тайнами лучше с той, которая только что поделилась с тобой своей. Да еще какой!

Разумеется, император не стал принимать окончательного решения по поводу Амалии, не выслушав сына. На вопрос «Она тебе действительно нравится?» последовал однозначный ответ:

— Да!

— А почему, можешь сказать?

— Ну… она красивая…

Тут Михаил слегка замешкался, сам поняв неубедительность приведенного аргумента. А то он до этого красивых женщин не видел! Причем в любых нарядах, включая наряд Евы.

— И еще… отец, ты только не смейся… она очень умная.

При этих словах на лице наследника появилось выражение, показавшееся его величеству подозрительно знакомым. Он почти сразу вспомнил, когда и где его видел.

Когда?

Довольно давно.

Где?

Да в зеркале же!

Именно такое восторженно-мечтательное выражение появлялось на физиономии молодого Новицкого, когда он вспоминал о своей первой любви — незабвенной Стерляди.

А сейчас перед императором вновь встал вечный вопрос, ответа на который до сих пор не было. В общих чертах он выглядел следующим образом:

«И в кого же это я такой дурак?»