Огонь 3–фунтовыми орудиями, я пока не открывал, ждал, как в этой ситуации поведёт себя дорогобужский князь – будет ли атаковать мою пехоту или погонится за боярами. Через несколько минут конница неприятеля вновь начала брать разбег, немного сместив угол атаки – теперь было видно, что они нацеливались на мои крайние батальоны.
Зрелище накатывающей на пеший строй вражеской кавалерии, с копьями наперевес в одной руке и с червлёными каплевидными щитами в другой, резко подняло у всех уровень адреналина.
Пикинеры, в передних двух шеренгах, стояли довольно разряженным строем, готовые впустить в свои ряды отстрелявшуюся артиллерию. Поэтому железные упоры своих щитов в землю они пока не вгоняли, но в боковые прорези щитов уже были вставлены грозно торчащие длинные копья.
Я дал отмашку сигнальщику и трубачу. Слитно громыхнуло четыре десятка орудий и четыре сотни тяжёлых чугунных пуль дальней картечи с визгом врезались в конницу.
Перед тем, как облака пороховых дымов окутали батальоны, я увидал, как фонтанирующие кровью кони начали замертво падать, спотыкаясь на ровном месте. Другие, раненные животные, взвивались на дыбы, скидывая седоков и становясь полностью неуправляемыми, начинали шарахаться по сторонам и сбивать с пути своих соседей. Дружинники, раненные и мёртвые, сыпались на землю как перезрелые плоды, ломая себе кости.
Несмотря на эту ужасную картину, я был счастлив, картечь сделала своё дело. До последнего момента сомневался в её эффективности, так как опыт обращения с подобными снарядами приобрёл только здесь, в этом времени. Хотя испытательные стрельбы, проводимые ещё осенью, внушали оптимизм. Они показали, что на дистанции в шесть сотен метров почти половина пуль дальней картечи с железным поддоном поражали цель. Но учения учениями, а реальный бой всё расставил по своим местам.
Ростислав Мстиславич в самом начале боя мог воочию наблюдать, как «шутихи» княжа разили своими взрывающимися прямо на лету железными кругляшами медлительную пехоту, а потому он небезосновательно рассчитывал, что на скорости, против всадников, этот трюк у Владимира не выйдет. Но и здесь Владимир, это сатанинское отродие, выкрутился и выстрелил теперь уже в его конницу новыми зарядами – мелкими железными осколками.
На полном скаку дорогобужский князь увидел вспыхнувшие белые облака у расставленных перед строем «шутих», сразу раздался гром такой силы, что, показалось, на землю обрушилось небо, а потом противный свист железяк, крики, стоны и ржание коней всецело заполнили собой слух князя.
– Бежим, князь! – не своим голосом заорал дорогобужский воевода.
Этот окрик вывел князя из прострации. Князь, оглядываясь по сторонам, заёрзал в седле. Скакавшая в крайних левых рядах конница сейчас лежала на земле, насмерть истерзанная и заживо истекающая кровью. Не слушая не чьих команд, многие всадники стали разворачивать вспять своих коней, некоторые остановившись, ошеломлённо глядели по сторонам, и лишь немногие сохранили присутствие духа, уставившись на князя с немым вопросам в глазах – что делать?
– Княже, глянь они свои шутихи назад закатывают! – надсаживая горло прокричал десятник, жеребец которого призывно ржал, так и норовя развернуться в противоположную от кровавого месива сторону.
– Половина шутих осталась стоять на месте, я заметил, стреляла каждая вторая! – эти слова воеводы помогли князю принять окончательное решение.
– Уходим! – размахивая мечом в воздухе, громко прокричал князь, хотя почти все боярские конные отряды, на которые и пришёлся основной удар «шутих», быстро летели назад к городу и без всяких подсказок со стороны.
Дружина дорогобужского князя пёрла напролом в сторону набережной Ильинского конца. Там у причалов стояли ладьи. Слава Богу, подумал Ростислав Мстиславич, что Владимир заявился сюда пешком, а не приплыл на своих галерах, на которых, по слухам, стояли всё те же «шутихи».
И тут князь увидел, как ворота Ильинского конца распахнулись и на кнехтов, бегом, двинулась колонна в три сотни пехотинцев, а вслед за ними из ворот начала вываливаться многотысячная толпа вооружённого заднепровского мужичья. Не доходя сотни шагов до сразу запаниковавших немцев, узревших бегство союзной конницы, пешцы княжа остановились, и больше сотни лучников, сжимающие в руках странные, несуразные луки обрушили на головы кнехтов сотни и тысячи стрел.
Передовые отряды бегущей боярской конницы сразу разделились на два рукава, не рискуя вступать в бой с войсковым подразделением княжа. Половина поскакала на север, а другая половина, побросав своих лошадей, ломанулась к стоящим у причала ладьям, намереваясь побыстрее переправиться на левый берег. Но около двух десятков бояр продолжили движение по прямой, намеривались проскочить мимо батальона и переправиться на левый берег по мосту, вероятно, жалея бросать своих жеребцов. Но когда они приблизились к левой стороне батальона, то были за считанные секунды ссажены наземь железными самострелами княжа. Но, что удивительно, от этой колонны послышались всё те же, до боли знакомые выстрелы, правда, намного менее громкие, а потом над строем появились небольшие облачка белого дыма.
– Бросаем коней, уходим на ладьях! – приказал князь своей изрядно поредевшей дружине, не рискуя прорываться по мосту, дабы не повторить судьбу утыканных стрелами кнехтов или бояр, в муках, корчащихся на обочине.
Наспех стали грузиться в ладьи и тут же отчаливать от берега. Ильинские ополченцы, возглавляемые пешцами Владимира, добивали кнехтов, а многие вооружённые горожане уже бросились к причалам.
– Княже, глянь назад! – прокричал князю на ухо воевода.
Князь, внимательно следящий за избиением немецких союзников на берегу резко развернулся на полкорпуса. И увидал вдали многочисленные чёрные точки быстро приближающихся всадников. Это скакали ранее сбежавшие с поля бояре княжа. Они громко кричали, размахивая оружием, и прямо наскоку вбивали свои сулицы и копья в спины отставших, азартно рубя мечами по головам и шеям оказавшихся в хвосте всадников его бывшей конной рати.