Хотя, если честно, в отличие от уважаемых академиков, Миша никому и ничего не говорил, он всего лишь написал школьное сочинение, которое, по-счастью, вовремя прочитали именно те, кому надо было его прочитать, это «Евгеша» и «Птица».
И опять же, Миша, он там, рядом с Брежневым, во сне, хотя и осознанном, а академики были рядом с Генсеком в реале, есть разница?! Что же тогда случилось? Почему, такой мощный идеологический аппарат сам не изобрёл эту Скрепу, ведь там же не все Сусловы были? Почему Брежнев, доклады своих академиков пропустил мимо ушей (Аганбегян это рассказывал, точно!), а Мише поверил. Только ли из-за долларов, которыми Миша поддержал «Экологическую программу КПСС»? Вот суть моих вопросов к уважаемому академику. Правильно ли я понимаю, что если бы мы начали «мусорную» реформу тогда, в 1975 году, да со Скрепой в руках и головах, то и Союз бы не профукали и сегодня бы жили уже в чистой и счастливой стране с бесплатным образованием и жильём для граждан?
— Здравствуйте, Абел Гезевич! Как Вы поживаете? — начинаю разговор я.
— Здравствуйте, молодой человек! Хорошо поживаю. С чем пожаловали? — сразу берет быка за рога академик.
— Как Вы хорошо сказали, «молодой человек»… — улыбаюсь я.
— В моем возрасте, уже все молодые. Вы, молодой человек, хотя бы просто доживите до моих лет. — грустно шутит он.
А дальше я задаю свои вопросы. А он отвечает. Видно, что эти вопросы его волнуют и ему не всё равно. Рассказывает. Вспоминает. Просто и честно, хотя он, конечно, велик, целая эпоха. Предлагает чай. Отказываюсь, сразу надо было предлагать.
— Да ладно, Вам, дуться, молодой человек, думал, быстро закончим… Давайте, пейте чай, он у нас особенный, из Мексики, ученики привезли! — говорит Аганбегян.
«Что, Калея Закатечичи, здесь, у него…?! Нет, этот чай не горький, это просто мексиканский чай мате, уфф…» — проносится у меня в голове.
Пьём мексиканский мате, вкусно. Обмениваемся мнениями, обоим этот разговор интересен. Ну вот, теперь всё ясно, что же тогда случилось с Экологией. И это уже не досужие домыслы журналистов…
— Спасибо, Абел Гезевич за такую долгую и содержательную беседу! Вы исчерпывающе ответили на все мои вопросы и я счастлив, прощаясь с Вами! — встаю я с кресла.
— До свидания, молодой человек, заходите. Я же понимаю, что Вы не просто так задавали мне такие…, кхм, не простые вопросы? — улыбается Аганбегян.
Ой, не просто так, Абел Гезевич, ой, как не просто…
24 февраля 1976 года.
Я смотрю по телевизору, стоящему в Деканате, открытие XXV Съезда КПСС. Москва. Кремль. Кремлёвский Дворец Съездов (КДС). Со мною его смотрит, естественно, Пичугин, а остальным…, это всё неинтересно. А зря, на глазах вершится История.
В Президиуме Съезда все лица старенькие, но есть и два новых, вижу, генерал Цвигун в парадном кителе со всеми наградами и «Евгеша», очки в золотой оправе, выглядит очень солидно.
Начали с «минуты молчания», почтили вставанием память товарищей Суслова и Андропова, ушедших от нас по болезни…, земля им стекловатой!
Ого! Наш городской ГПШ в полном составе! Со знамёнами! С горнами и барабанами! Девчонки в белых гольфиках, в белых перчатках… Огромные белые банты. Юбочки у девочек вообще зачётные, коротюсенькие… Облепили трибуну.
«Тебе, двадцать пятый съезд коммунистов, наш пионерский…САЛЮТ (хором)!». - пообнимались с Брежневым, и убежали. МО-ЛОД-ЦЫ! Хорошо, меня с собою в Москву не взяли, отговорился занятостью в Институте.
На трибуну выходит Л.И.Брежнев, выглядит бодрячком, свежий такой, а в глазах…, «скорее бы в Завидово, на леща, на вчерашнюю прикормку!». Хотя, возможно мне это и кажется, телевизор-то небольшой, к тому же, черно-белый.