Петерсу показалось, что как-то нескладно он закончил свою записку в Центральный Комитет. Многие доклады завершали обычно ура-фразами и «коммунистическими клятвами». Но по-другому он не мог, не умел писать.

…Юденич был остановлен, в нерешительности застыли белофинны и белоэстонцы. Английская эскадра лишь изредка приближалась из-за горизонта, предпочитая не попадать под удары береговых орудий. Восставшие форты подавлены. Петрочека, М. Кедров, И. Павлуновский с группой «особистов» продолжают преследовать оставшиеся силы «Национального центра», загонять его в глубокое подполье. Действенно помогал им и Петерс.

Только вдруг его отозвали в Москву, куда приехал 15 августа 1919 года.

Часовой на Лубянке накручивал ручку телефона, неумело держа металлическую трубку близ уха. Посмотрел пропуск Петерса, поспешно повесил трубку, клацнувшую на рычаге, и вытянулся в приветствии. Петерс зашел в один, другой отдел, поговорил с сотрудниками. Здесь его настиг корреспондент «Известий ВЦИК».

— Общее положение Петрограда и, главным образом, внутри его, — сказал он корреспонденту, — прочное и особенно после того, как от буржуазии было отобрано несколько тысяч винтовок, и после того, как были мобилизованы для работ нетрудовые элементы в количестве около 12 тысяч.

— Что касается ближайших фронтов, — продолжал Петерс, — то там наблюдается резкий перелом. Прежде всего исчезло массовое предательство, которое имело место в конце мая и начале июня. Это в свою очередь увеличило доверие красноармейцев к командному составу. И теперь среди красноармейцев наблюдается резкий перелом… Наша организованность и сплоченность, дезорганизация и развал у белых окончательно разбили надежды англичан взять Петроград 1 августа. Теперь английское радио сообщает, что Петроград англичане намерены взять 1 сентября (!).

— Но англичане, — твердо добавил Петерс, — гораздо дальше от своей цели, чем они были в дни восстания на Красной Горке.

Петерс поведал корреспонденту, как английские и французские интервенты пытаются втягивать в войну против Советов «нейтральную» Финляндию: «В Финляндии существуют площадки для английских и французских аэропланов, откуда они совершают налеты на Кронштадт и Петроград. Наши летчики лишены возможности бороться с ними решительно, ибо «нейтральная» граница настолько близка, что, как только наши летчики поднимутся, чтобы сбить аэропланы противника, английские и французские аэропланы удирают через границу. Мы не преследуем их, потому что не хотим нарушать «нейтралитет» Финляндии…»Независимая» Финляндия фактически потеряла всякую самостоятельность», — резюмировал Екаб.

Он приостановился, как-то вдруг задумался, успел мысленно побывать далеко-далеко… аж в самом Лондоне! Встряхнулся, как от сладкого сна, сказал: «Все помнят, как в прошлую войну англичане с пеной у рта обвиняли немцев в том, что они во время своих налетов на Лондон, как варвары, губили женщин и детей… Теперь, наоборот, английские аэропланы совершают налеты на Петрозаводск, и я знаю, что благодаря их налетам там есть не одна сотня жертв среди мирных жителей, женщин и детей».

Потом он сказал то, что считал самым главным, и не боялся, что повторяется: повторение лишь тогда ненужная жвачка, когда касаются малосущественного. «Настроение питерских рабочих превосходно, несмотря на то что они все отдали на фронт, особенно это относится к нашей партии, пославшей на фронт свои лучшие силы. Рабочие готовы в любое время дать решительный и энергичный отпор всякому, кто только посягнет на Советскую власть».