Вздрагиваю от ударившей в голову волны отката. Фокусирую взгляд и нервно шлепаю ладонью вокруг себя в безрезультатной попытке отыскать хоть что-то из одежды. Глеб уже натягивает джинсы, прыгая на одной ноге, а я отвожу смущенный взгляд от его расцарапанной спины.

— Да, домой, — решительно выдыхаю, одной рукой прикрывая грудь, а второй тянусь к валяющейся в метре от меня футболке.

Пока я одеваюсь, кое-как отыскав все остальные предметы гардероба, Глеб успевает собрать остатки еды и плед. Убирает все в багажник и, остановившись около водительской дверцы, с загадочной неизвестностью во взгляде следит за мной. Его пылающий сытостью взгляд выжигает на мне несмываемое клеймо, проникает в душу, лишая рассудка.

Сумерки опустились на землю. Полумрак скрывает нас, не давая разглядеть все эмоции, обуревающие нас и транслируемой картинкой отражающиеся на лице. Это и к лучшему.

Меня накрывает чувством сытой усталости, и мысли затянуты туманом.

Ни слова не говоря, сажусь в автомобиль, пристегиваюсь и, словно в такси, жду, когда водитель приступит к исполнению своих обязанностей — желательно, быстро и молча. Правильная девочка на задворках моего сознания горестно качает головой, срамя меня за провал. Морщусь, чувствуя, как щеки полыхают румянцем стыда и горечь разочарования в самой себе заливает желчью полученное недавно наслаждение.

— Ксения! — Его официальный тон режет слух.

— Глеб Сергеевич, — обрываю его, не желая выслушивать ни извинений, ни намеков на продолжение — ничего! Я ничего не желаю слышать! — Рабочий день окончен. Я выполнила все свои обязательства. Отвезите меня домой.

Воцарившаяся тишина давит на грудь цементной плитой. Мне чертовски тяжело вздохнуть, и уши закладывает от напряжения.

В голове пульсирует лишь одно желание: горячий душ и таблетка снотворного для крепкого сна без сновидений, для отсечения всех размышлений, самокопания и самоистязания.

— Завтра в восемь у меня в кабинете, и без опозданий, — холодно сипит он сквозь стиснутые зубы.

Обратный путь проходит в гнетущем безмолвии, и даже музыкальное сопровождение звучит мрачным реквиемом. Обхватываю себя руками за плечи и всю дорогу не спускаю невидящего взгляда с пейзажа за окном. Темнота леса звучит в унисон состоянию моей души.

Он зол. Это понятно без лишних вопросов. Его настроением пропитан весь салон. Но я не пойму, на что? Ведь все по его плану! Все, как он хочет! Все согласно договору!

Что тогда не так?

— Спокойной ночи, Глеб Сергеевич, — почти спокойно произношу, выходя из припарковавшегося около моего дома автомобиля.

В ответ мне звучит односложное послание. Вздрагиваю от неожиданности, когда, едва я захлопываю дверцу, Глеб срывается с места на запредельной скорости, выпуская из-под колес брызги мелкого гравия.

Делаю несколько шагов до калитки. Голова гудит, тело ноет, и я, медленно переставляя затекшие ноги, захожу во двор и бреду к входной двери. Дом погружен в ночную тишину, лишь ярко светятся окна кухни и прилегающей к ней столовой. Кто-то все еще не спит.

Стараясь не шуметь, быстро скидываю обувь и на носочках крадусь к лестнице на второй этаж, мечтая поскорее добраться до спальни.

— Ксения, — раздается у меня за спиной, — пойдем, поговорим.

Замираю нашкодившей мышью. Мысленно до десяти, впиваясь ногтями в ладони. Сердце колотится пойманной канарейкой, и кровь приливает к вискам, стуча в них предгрозовым набатом.