Облонский сбросил халат и с разбега нырнул в теплую воду бассейна. Сделав несколько кругов, понял, что сегодня это его не удовлетворит, и выбрался на террасное покрытие.

Так было каждый раз, когда он посещал благотворительные фестивали. Горящие отчаянием и надеждой взгляды пришедших на встречу взрослых людей, которые верили в чудо. Дрожащие руки, подсовывающие ему папки с историями болезни… Когда-то он тоже был таким отчаявшимся. У него также дрожали руки, когда совал историю болезни очередному врачу. И каждый раз его взгляд горел отчаянием и надеждой. И взгляд жены Амиры тоже горел. Тогда они не знали — чудес не бывает. Болезнь беспощадна.

Самое страшное — видеть, как в глазах близких людей угасает даже отчаяние. Амира не смогла пережить. Эмигрировала в другую страну. Он ее не винил. Жена имела право начать все сначала — создать другую семью, родить еще ребенка. Она не понимала — от воспоминаний не убежать. Они внутри.

Ему после смерти дочери было проще одному. Видеть каждый день того, кто винил себя так же, как и он сам, было бы невыносимо.

Облонский подхватил ожидающее его на лежаке полотенце и вытер стекающие по волосам и мощной груди капли воды. Ноги сами собой понесли к бару.

Он достал бутылку французского коньяка. Открыл и медленно налил жидкость в бокал на короткой ножке до самых краев. Едва успел отхлебнуть половину порции, как завибрировал сотовый телефон на лежаке.

— Ну, кто еще? — устало выдохнул Облонский и взглянул на экран. Ирина. Что ей нужно? Знает же, что по правилам звонит только он.

— Да, Ириш, — отпил еще глоток коньяка и даже не поморщился.

— Вова, у тебя появилась другая? — дрожащий голос любовницы заставил его удивленно приподнять бровь.

— С чего ты взяла?

— Ты не позвал меня на фестиваль… Вместо этого взял с собой какую-то девчонку! Мне Мирослава доложила…

Мирослава. Ясно. Пассия Абрамова насплетничала.

— Ир, эта девчонка — моя новая секретарша. Я брал ее на фестиваль, чтобы посмотреть, подойдет ли она для работы.

— И что? Насмотрелся? — ее голос зазвенел обидой в ушах, заставив поморщиться. — Теперь будешь любоваться ею каждое утро в своей приемной?

— Ир, ты забываешься. У нас уговор — никаких обязательств. Будешь перегибать палку, отношения прекратятся.

— Но ведь… мы встречаемся уже полгода! Неужели я не имею права даже позвонить тебе?

— Я тебе ничего не обещал. Не звони мне больше. Если будет нужно, я позвоню тебе сам.

Обрубил ее звенящий голос на полуслове и опрокинул в себя остатки коньяка. Плевать. На всех сейчас плевать.