– Верно, в буквальном – не разбили. Зато вот в фигуральном!..

Моё представление о способах существования организмов, или существ во Вселенной – точно разбили! Про любимых лаборантов и помощников – и не говорю…

– Хм-м… Если честно – моё здравомыслие – тоже. – генерал позволил себе постучать пальцем по вспотевшему лбу, – Однако, раз вы абсолютно убеждены, что это… существо… Добровольно осталось с сержантом, и даже слушается его, у меня нет оснований вам не верить. Как и самому сержанту. – Билл поторопился отрапортовать:

– Так точно, господин генерал, сэр! Он сам. Остался. И слышит, и слушается.

– И питается, вы говорите…

– Да, сэр. – Мангеймер криво усмехнулся, – Мы до сих пор точно не можем этого утверждать, но… Раз он до сих пор с нами, остаётся предположить, что тех… э-э… эманаций радости и приязни, что излучает мозг сержанта – его питомцу достаточно. Чтоб оставаться с ним. И этим – и питаться.

– Н-да. – генерал, неторопливо ходивший взад-вперёд, заложив руки за спину, по дорожке у стола для совещаний, снова остановился перед лицом Билла. – Сержант. Вы с момента начала… э-э… Общения… Ощущаете… Дискомфорт?

– Никак нет, сэр! Скорее… Наоборот: подъём и радость. Ну, что Рон – со мной!

– Понятно. Что ж. – генерал окончательно разрушил стереотип мышления доктора, считавшим его безропотным рабом Великих Бумажек. – Не вижу препятствий к тому, чтоб оставить это бесполое и бестелесное существо… Призрак… На корабле. Но!

Вы, сержант, и… э-э… Ты, маленькая симпатичная птица, – теперь генерал стоял перед плечом, на котором сидел разбиватель, и обращался уже непосредственно к нему, – должны учитывать вот что.

Старший сержант Хинц – солдат. Боец. То есть, он выполняет боевые задачи – как самостоятельно, так и в составе своего подразделения! И ты… э-э… Рон, должен понимать, что, если ты будешь жить с ним, в его каюте, или сидеть у него на плече во время заданий, это может плохо кончится! Для сержанта – в первую очередь!

Скажем, на задании он отвлечётся на долю секунды, подумав, как ты там, один в каюте… Или, если ты на плече – захочет убедиться, что с тобой, Рон, всё в порядке, и повернётся, взглянув не туда, куда должен во время боя, а на тебя. И его тогда могут убить!..

Вот если бы ты согласился, скажем, оставаться на Авианосце, в, например, Оранжерее – там полно настоящих растений и цветов! – в те моменты, когда сержант будет работать, – то – да! В этом случае я бы не возражал, чтоб ты, Рон, оставался с нами.

На Авианосце.

Да и смотреть на тебя ребятам во время отдыха от вахты было бы приятней именно там. В оранжерее. Потому что толпиться в коридоре, и каютке сержанта… Он тогда и отдохнуть-то не сможет. Нет, это – не дело. А вот если в Оранжерее – это позволит избежать ненужных проблем и хлопот.

Ну как, согласен ты остаться с нами на этих условиях?

Умный глаз, обращённый прямо на генерала, моргнул. Раз, другой.

Затем птица кивнула.

Доктор Мангеймер – вот уж чего раньше от него никто не слышал! – явственно буркнул себе под нос: «Твою мать!..»

Билл почувствовал, как сердце сжимает тёплая и мягкая волна: Рон согласился!