– Ну и заварили же вы кашу, олманцы… Подняли на уши всю Вселенную, когда признались, что приютили дальних родственников из другого измерения на своей планетке. Суе пришлось это дерьмо за вас разгребать. И что теперь? Мы открыты для всего мира? Хрена с два… И хотя от туристов на Суе теперь отбоя нет, люди все равно знают о нас так же мало, как и о иных.

– Но теперь, по крайней мере, люди знают о вас, – улыбнулся Темный.

– И что толку? – Роден выпустила колечко дыма. – Мы продолжаем следовать собственным традициям и разрисовываем лица, чтобы отличаться от всех остальных. Но так же, как и вы, – она искоса взглянула на Темного, – мы боимся иных и того, что они принесли с собой в этот мир.

– Это тема для отдельной дискуссии, а сейчас времени на нее нет.

– Я поняла, – махнула рукой Роден, – можешь не оправдываться. Так что там с вашими иными? Как живется им в изоляции?

– Это временная мера, – покачал головой Темный. – В данный момент они проживают в резервации на территории Олмании и проходят интеграцию. Вживаются в общество, если так можно выразиться. Невеста Стефана – Императора Олмании…

– Я знаю, кто он, – перебила Роден.

– Хорошо, что знаешь. В общем, невеста моего брата…

– Одна из них. Она дочь их главнокомандующего. Император Олмании этим союзом желает закрепить отношения двух рас на одной маленькой планетке в надежде, что иные не ополчаться против остальных и не прикончат всех нас.

– Ты можешь не перебивать? – разозлился Темный.

– Могу… – пожала плечами Роден.

– Свадьба через два месяца. А у нас двенадцать трупов иных. Все – женщины. Убиты и расчленены. Возраст от восемнадцати до двадцати двух лет.

Роден понимающе кивнула.

– И ты думаешь, что это работа кого-то из них?

– Я не знаю, чья это работа, но он оставляет послания на древнеолманском языке.

Роден нахмурилась.

– Это и их язык тоже… И что за послания он оставляет?

– Я раскрою их содержание только при условии, что ты согласишься мне помочь с этим делом и подпишешь документы о неразглашении.

Роден выпустила дым и задумалась.

– Раз ты не справляешься, дело должно быть по-настоящему занятным.