«Это — чертова свора», — говорит Горден, для него все понятно, слова объясняют суть и полны правды. Но такая правда Павлу не нужна! Какие-то зеркала, двойники, вибрирующие халаты, попытки утонуть, пуля в грудь. Кто может похвастаться таким, кто захочет повторить и испробовать?!

Когда Сиковски превращает двойника в Зеркало, куда девается разум человека, куда исчезает душа? Неужели она так и заключена внутри тела, на которое чуть что хозяин скидывает все свои неприятности? Зеркало болеет простудой, выздоравливает от страшных ран, лечит ожоги и ушибы. А тот, кто должен отвечать, занимается своими праздными делами, забыв о неприятностях!

Нет, определенно, душа должна куда-то деваться, потому что иначе Ад как понятие обретает реальность. Ведь чем не вечные муки, быть рабом, не иметь возможности что-то изменить и жить, терзаемым постоянной болью и безысходностью. Если бы душа была на месте, Зеркало бы уничтожило себя само, покончило бы с собой. Да, эти Зеркала и вправду пустые, а вот перед Павлом стоит сложная задача: нужно сделать оболочку из пустоты. Но, покачиваясь в шумном вагоне, Павел никак не мог заставить себя думать о будущем. Всякий раз обращаясь мысленно к тому, что нужно придумать выход, нужно что-то делать, он ощущал полное бессилие и отступал. Он задремывал и просыпался, не поднимая глаз разглядывал ботинки, вглядывался в потертости пола и снова задремывал. К вечеру, когда жажда стала невыносимой, он принял решение подняться наверх. Эскалатор вырвал его из тягостных раздумий, снял с плеч Павла весь тот груз земли, что целый день давлел над разумом, и отпустил, оставшись позади. Влажный свежий ветер обжег разгоряченное воспалением лицо.

Кранца мучила слабость, он едва переставлял ноги. Он добрел до ларька, купил минералки, жадно, залпом выпил ее и присел на бортик, но уже через минуту его вырвало.

Старушка с кошками, — от чего-то подумал Павел. — Что если попробовать попроситься к ней переночевать? Ведь один раз она меня пустила, пустит и второй раз. Это просто невозможно снова спуститься в Метро, зная, что придется провести там всю ночь. А к крестному возвращаться нельзя, раз уж убежал, то дорога назад закрыта.

Немного придя в себя, Павел купил еще одну бутылку воды и, сделав глубокий вдох, снова нырнул в поток людей, скользящих по эскалаторам в томные чрева Метро. Добрался до института и выскочил на поверхность.

От воды по прибавилось сил. Опасливо оглядываясь, Павел пробежал парк, постоял, пытаясь понять, в какую сторону идти, чтобы найти те дворы и старухин дом. Он долго бродил по округе, почти отчаявшись, все удаляясь от парка и внезапно узнал арку.

Нашел!

Еще раз оглянувшись, он юркнул в знакомый подъезд и поднялся на четвертый этаж. Сил на сомнения уже не оставалось и он, не мешкая, надавил на дверной звонок.

Дверь распахнулась тотчас же, и в щель просунулось круглое, все в подвижных складках лицо.

Павел в ужасе отшатнулся, но через мгновение устыдился своего страха. Старуху прошиб паралич лицевого нерва, вот у нее и дергалась щека.

— Чего тебе, нехристь? — ворчливо спросила карга.

— Бабуль, переночевать пусти, — густо краснея, попросил Павел, вспомнив, как сбежал из этого дома прошлый раз. На что он только надеялся, разыскивая ее дом? Но старуха не оправдала его ожидания, пожевала подвижными губами и юркнула обратно в квартиру, оставив дверь открытой. Помявшись на пороге, Кранц зашел внутрь и запер замок. Свет горел только на кухне, в коридоре было темно и пахло пылью. Пошарив в поисках выключателя, Павел обессилено опустился на пол и разулся. Передохнул немного, с удивлением обнаружив, что в доме старухи он чувствует себя в безопасности. Потом поднялся и зашел в ванную, чтобы помыть руки и умыться.

Из зеркала взглянул на него осунувшийся, с глубоко запавшими глазами чужак.

— Ну, хорош! — проворчал Кранц, умываясь одной рукой. Плечо совершенно обездвижило вторую руку так, что Павел старался даже пальцами не шевелить.

Его никто не торопил, и беглец присел на край лохани, насаждаясь ощущением покоя.

— Эй, — внезапно крикнула бабка, — иди на кухню, поешь!

Улыбнувшись, Кранц вышел в коридор, но, проходя мимо комнаты, замер.

В квартире больше не пахло кошачьей мочой, в ней вообще ни чем не пахло, кроме пыли и старого дерева. И ни единой кошки здесь тоже не было.

Не понимая, что происходит, Кранц заглянул в другую комнату, зажег свет и даже проверил под столом. Диван, где он очнулся в прошлый раз, и полки книжные — все на месте, а кошек нет.