– Вот теперь вижу, что ты начинаешь понимать меня, – удовлетворённо говорит палач, – сейчас мы пойдем, и ты покажешь мне, где в моем городе твои наглые сообщники осмелились складировать свою взрывчатку!

Я пытаюсь скрыть охватившее меня облегчение от того, что мой план может сработать. Надеюсь, что маркграф примет его за надежду, что пыток больше не будет. Впрочем, я уже вовсе не уверен, что надежда на моем лице действительно связана с верой в реализацию плана, а не с тем, что пытки могут прекратиться. Я что-то уже запутался.

В подвал вбегает запыхавшийся Торен:

– Господин маркграф, взрывчатка в вещах есть, но не очень мощная!

– Я уже знаю, Торен! – отвечает ему маркграф, поднимаясь с кресла, – быстро отправь гонца к префекту, пусть вышлет конную сотню на помощь Макриффу, эти жалкие лесные мятежники собираются его атаковать. Потом приведи к крыльцу свое отделение, мы прогуляемся, будем искать кое-что лишнее, что вовсе не нужно в нашем тихом городке. Да, и двух солдат пришлешь сюда, оттащат на крыльцо нашего начавшего с нами сотрудничать узника!

– Ты же будешь сотрудничать, правда? – ласково спрашивает меня маркграф, развернувшись в мою сторону.

– Ага, буду, господин, буду! – покорно и испуганно бормочу я, низко опустив голову, чтобы палач не увидел торжества в моем взгляде. Услышанное только что чудесным образом заглушило терзающую меня боль, и теперь мне ни за что нельзя испортить сделанное. Лучше сдохнуть, чем снова оказаться привязанным к этому креслу в кампании садиста маркграфа. У меня двадцать ногтей, и раньше меня всегда это полностью устраивало, пока я не почувствовал, что садист с иглой может с ними сделать.

Внезапно я очутился снова на своей тропе, целый и здоровый, все зубы на месте, ребра целы, пальцы не болят. Инстинктивно огляделся, боясь увидеть сзади ухмыляющегося маркграфа, а потом взревел, как лось весной, истосковавшийся за время долгой зимы по зеленой траве и уступчивым самкам:

– Мля! Гребанное гестапо! Мать за ногу программеров с их гребанным нацистским воображением!

Не удержавшись, я снова ощупал всего себя. Все, что со мной случилось в «черной дыре», было охрененно реалистично. Да и само автоматически придуманное мной название этого места идеально подходило – такой задницы я от задания в данже не ожидал. Я и мысли не допускал, пока был там, что я ранее никогда не был профессором математики, а потом одним из лидеров некого сопротивления вторгшимся в мою страну врагам. Я совершенно натурально был и тем, и другим, полностью, на все сто процентов, забыв про Павла Гнатюка или гнома Троя. Что касается пыток – то боль была офигенной, и ничего подобного я не испытывал никогда в жизни, ни в реале, ни в виртуале. А если учесть, что мое достижение «мазохист» спасало меня от десяти процентов положенной боли, то что бы было со мной, не будь его у меня? Я бы что, язык бы себе там от боли откусил? На мгновение мне стало остро жаль, наряду с собой, всех тех бедолаг, которых когда-либо пытали в истории человечества. Как некоторые из них могли вообще упираться, обманывая врагов? Какой силой воли надо обладать, чтобы продержаться хоть десяток минут, когда тебя вместо банального избиения подвергают действительно серьезным пыткам??? После чего разразился новыми воплями:

– Суки! Какого хрена данж еще не пройден! Я что, еще недостаточно поседел?

Вот после этого чуток стало полегче. Стало понемногу отпускать. Выхватив из сумки бутыль самого дорогого вина, я выхлестал залпом половину прямо из горла, и плевать, что делать такие вещи в данже вроде бы абсолютно неблагоразумно. Ничего, посижу на тропе несколько часов, пока хмель не выветрится, главное – сделать что-то, чтобы разобраться со стрессом.

Алкоголь подействовал, и я стал потихоньку расслабляться. Почувствовал это по тому, что кроме матных слов в осмыслении происходящего стала появляться и нормативная лексика. Не, ну реально, твари, все берега попутали, так в мозги забираться! Палец им в косяк двери, ее захлопнуть, а ключ уронить в лестничный колодец!

Только часа через два почувствовал себя настолько успокоившимся и протрезвевшим, чтобы продолжить путь. Пройдя где-то полкилометра, ощутил в душе тревогу. Внутри царапался встревоженный хомяк, создавая нехорошие впечатление, что пытается выбраться через мои кишки на волю. Основания, собственно, были – предыдущие встречи с мегавараном и черной дырой были как раз примерно через каждые полкилометра после горящего моста, не к ночи он будет помянут!

Ожидания очередного дерьма оправдались, да еще как! Свернув за следующий уступ, я замер как вкопанный, увидев впереди очередную черную дыру. Воспоминания о посещении предыдущей оказались свежи как никогда. Так, что я еще не испытал из стандартных процедур пыток? Меня никогда не подвешивали на дыбе, не зажимали пальцы в тисках, не снимали кожу, посыпая мясо солью. Там что, меня ждет очередной маркграф, заботливо раскладывая пыточные инструменты по окровавленному столу???

– Милорд, а не чересчур ли все это? – спросил меня Дхакун, который крайне редко без веских оснований сам затевал беседу. Видать, моя внешняя реакция на очередную черную дыру его серьезно обеспокоила.

– О, можешь мне поверить, точно чересчур! – ответил ему я, машинально массируя подушечки тех самых пальцев, на которых палач тренировался в своих опытах втыкания игл под ногти. Они до сих пор так и не перестали ныть, как старые раны, виртуальные увечья оказались для памятливого на обиды организма вполне себе реалистичными.

Так, если я сейчас поверну, и аккуратно пройду назад шагов десять, презрев требования идти строго за путеводным шариком, то меня должны выкинуть из данжа, верно, за нарушение маршрута? Да, я этот трижды тряхнутый данж не пройду, но зато мои сильно потревоженные за последние часы шарики в мозгу потихоньку вернутся на свою привычную орбиту. Должны, по крайней мере. А вот если я войду в эту задницу… то не факт, что я снова буду дружен со своей кукушкой, когда выйду из нее. Конечно, некоторые люди и так вроде живут, но я раньше никогда не претендовал на лавры Наполеона из палаты номер шесть.

Ладно, решил, что пока хоть подойду поближе к этой черной дыре, может, она не такая, как прежняя, свалить ведь всегда можно, верно? Подошел, рассмотрел, не менее тщательно, чем озадаченный отец только что полученных из роддома близнецов, в попытке найти хоть одно отличие – мама родная, да они один в один!

Сел на задницу, почесал паклю, что осталась на голове вместо прически после огненного моста. Призадумался, где я так в жизни нагрешил, что такая расплата идет. Расстроенная в данже психика посоветовала поплакать, чтобы полегчало или просто скинуться в пропасть. Послал ее с обеими идеями куда подальше. Потом встал, перекрестился, посмотрел все же на соблазнительно сверкавшую сбоку пропасть, но прыгнул не в нее, а в черную дыру. Ну не привык я сдаваться, и все тут! Налетай, садисты-гестаповцы, на славянскую душу! Прощай, моя кукушечка, мы не увидимся уже!