— Врешь. Хоть себя не обманывай, — рычит мне в лицо, снова придвигаясь вплотную к губам. — С сегодняшнего вечера ты спишь в моем крыле.
— Разбежалась.
— Я серьезно, Тиффани, — снова сжимает мой подбородок, проводит носом по щеке, заставляя колени дрожать от ощущений, — если не хочешь проблем в этом доме. Или ты боишься?
Боюсь. Но не мужчину, стоящего передо мной, а ощущений, которые к нему испытываю с первого зрительного контакта.
— Я ничего не боюсь, Киллиан. Все страшное со мной уже случилось.
Хоггард как-то странно прищуривается, оглядывая мое лицо с какой-то другой, неподвластной мне эмоцией, и отталкивается от стены, освобождая мне проход.
— Поверь, Тиффани, тебе только так кажется. Иногда смерть — это единственное облегчение.
Бросает эти слова и уходит, ни разу больше на меня не посмотрев.
Глава 4
Тиффани
— Расслабься, заноза, — Ник вытаскивает две мои сумки на улицу, пока я с тяжёлым сердцем осматриваю то, что больше никогда не будет моим домом. — Сейчас у тебя начнется лучшая жизнь.
— Ага.
Меня съедает такая тоска, что не передать словами. Здесь я повзрослела, была счастлива, умирала от горя. Эти стены столько памяти в себе хранят. Не верю, что отец все это с такой лёгкостью потерял.
Мои плечи накрывают тяжёлые ладони. Чувствую, что Ник хочет что-то сказать, но не решается.
— Давай уже, умник, что там в твоей светлой голове назрело?
— Я просто хотел сказать, что мне очень жаль, Тиф. Твой отец и мне не был чужим.
Тяжело выдыхаю, нахлынувшими эмоциями перемалывая по новой все свое нутро, и кладу ладонь поверх его, так и не поворачиваясь. Мужчина опускает свой подбородок мне на голову и обнимает со спины, тяжестью тела даря какое-то равновесие и спокойствие. И нет в этом жесте ни капли интимности — только та любовь, которую может подарить член семьи.
— Поехали? — откашливаюсь, прочищая хриплый голос. — Хочу просто отрубиться и ни о чем не думать.
— Череда тяжёлых дней, понимаю, — оборачиваюсь прямо на завораживающие глаза. У каждого из братьев они играют разными красками: Ник — эдакий напомаженный богатенький сынок, чья голубая радужка манит на сексуальные подвиги с ее обладателем, Чарли выдает ими глубокий ум — даже цвет меняется к серому, когда тот задумчив. А Киллиан… Смотришь на него и боишься. Его, себя, всего.