– Носите, – упрямо повторила она, – защитит, когда нужно будет. Раз здесь такие дела творятся.

– Это его величество Шедар передал? – все же спросил Рой, взвешивая в ладони тяжеленькую пластинку артефакта. Она была выточена в форме правильного семиугольника и испещрена мелкими значками.

Королева пожала плечами. Отчего-то губы у нее дрожали.

– Нет, это я вам даю. Охранный талисман, лорд Сандор.

– Такой же, как узурпатору Ксеону сделали?

Льер прищурилась и теперь уже глянула с откровенной обидой.

– Носите. Хуже не будет, это точно. И, что бы вы там себе ни думали, я люблю Шедара. Пожалуй, даже больше, чем вы себе можете вообразить.

И, сердито поджав губы, развернулась и пошла назад по коридору.

Рой потянул носом – королева оставляла за собой легкий шлейф цветочного аромата, который навевал мысли о солнечном лете, полевых цветах и ягодах земляники в ладонях.

Спустя еще час, когда столица тонула в мягких фиолетовых сумерках, зажигались фонари и довольные жизнью горожане выбирались на ежевечернюю прогулку, Рой подошел к известному ему дому. Это было узкое неприметное здание, старое и неухоженное, как будто затаившееся в самом конце Гончарного переулка. Окна вот уже много лет закрывали растрескавшиеся деревянные ставни, крошечный садик за чугунной решеткой разросся до безобразия, колючие плети роз так и норовили выбраться на криво мощеный тротуар. Калитка была заперта на тяжелый висячий замок.

Рой огляделся, убеждаясь в том, что никто не тащился за ним через полгорода, извлек из кармана ключ и, сняв с петель замок, вошел.

Еще спустя некоторое время из этой же калитки вышел мужчина, очень похожий на лорда Сандора, обладатель неухоженной растрепанной бороды и спутанных, нависающих на глаза волос. Все его облачение составлял старый сюртук с заплатками на локтях, несвежая рубаха и шаровары, небрежно заправленные в высокие сапоги. Лорд Сандор перестал существовать, и его место занял широко известный в узких кругах Старина Рой, король крыс этого города.

Он нарезал привычный круг по переулкам, все еще проверяя, не идет ли кто следом. Удовлетворенно хмыкнул, когда за спиной из темноты вылились два тощих силуэта. Эти двое с недавних пор были удостоены чести составить его личную свиту и встречать каждый раз, как Крысиный король изъявлял желание навестить своих драгоценных подопечных.

Коротко свистнув и тем самым давая сигнал свите, Рой уверенным шагом направился в самое интересное место столицы – двор Крысиного короля.

Двое послушно потрусили следом, двигаясь во мраке совершенно бесшумно, словно призраки.

Когда же случилось так, что настоящий Рой раздвоился и стал принадлежать сразу двум совершенно не пересекающимся мирам?

Он частенько с тоской вспоминал свои совершенно лютые, бешеные, полные злобы и отчаяния шестнадцать. Когда жизнь не стоит ровным счетом ничего. Когда если враг – то вцепиться зубами в горло, выдирая горячую, пульсирующую кровью плоть, если дружба – то до последнего вздоха, если любовь – то до безумия, до рваных стонов, до исцарапанной в кровь спины и грязных, пропахших страстью простыней.

Тогда… он похоронил мать. Ограбил какого-то лавочника, чтобы отдать эти деньги за место на городском кладбище. Именно так и было: ограбил ни в чем не повинного человека только за то, чтобы прах матери упокоился в отдельной, а не в общей могиле. Она ведь была благородной, а вовсе не нищим отребьем со дна столицы. А потом каждый день приходил и приносил одну-единственную розу, перевязанную черной лентой, и часами стоял на коленях рядом с плитой из дешевого песчаника и бормотал, безумно таращась в пустоту. «Я вернусь и отомщу», – вот что он бормотал.

И тогда… казалось дикой несправедливостью, что вокруг весна, деревья оделись молодой листвой и солнце подсушило грязь, сквозь которую проклюнулись тонкие зеленые травинки. Все жило, расцветало… кроме его матушки, хрупкой, беззащитной, проигравшей схватку с судьбой.

Рой был уверен в том, что рано или поздно граф Роланд Эверси заплатит за все: за смерть отца, за слезы матери и ее болезнь, которую, наверное, могли бы исцелить маги, но они не занимаются лечением простолюдинов. За его исковерканную, больную, пропахшую кровью и ненавистью жизнь, когда в шестнадцать – за жестокость и злобный нрав – ему пророчат бытие следующим Крысиным королем.