Сейчас же придётся вернуться к заявленной неудобной и неприятной теме одиночества. Прямо скажу: она сложна и многонасыщенна. К тому же печатные издания реагировали на происходящее непосредственно, сразу. Отреагировать через 20, 30, 40 лет не имелось возможности. Да и правду сказать: полетело недавно грозное, равное киевлянам, «Торпедо» вниз по турнирной лестнице. Вот две цитаты из «Советского спорта». В. Березовский рассказывает о домашнем (1:2) поражении от бакинцев: «У Денисова часто отбирают мяч защитники “Нефтяника”, Михайлов же был инертен. Стрельцов чувствовал себя одиноко». 22 ноября М. Мержанов развил тему: «Стрельцов не может найти нити, связывающие его с фланговыми партнёрами. Ни молодой Шалимов, ни Михайлов не понимают ветерана, а он не понимает их». И, наконец, приговор: «Тандем Э. Стрельцов — В. Щербаков не оправдал надежд. Хитрость скрытых передач Стрельцова (которыми, считаю, он иногда злоупотреблял) во многих случаях оставалась загадкой для его молодых партнёров», — делает вывод (на мой вкус, скороспешный) Григорий Пинаичев в «Футболе» от 25 декабря.

Однако, если по персоналиям, особенно с прицелом на будущее, можно спорить, то факт остаётся фактом: команда «Торпедо» 1966 года сдала прошлогодние высоты. Наиболее рельефно одногодичная разница проявилась в финале Кубка СССР, где москвичи встретились с «масловскими» киевлянами.

«Не секрет, — отмечал Л. И. Филатов в «Футболе» от 13 ноября, — что у торпедовцев в роли премьера выступает Э. Стрельцов... В этом матче лидер торпедовцев слишком часто был прижат своими же партнёрами к воротам киевлян. Те редкие мгновения, когда москвичам удавалось создавать реальные угрозы воротам противника, как раз были связаны с рейдами Стрельцова из глубины».

Кубок украинским триумфаторам был отдан безоговорочно, но вдумайтесь: «...прижат своими же». О какой командной игре можно потом рассуждать?

Нет, В. С. Марьенко, побывавший, как и В. А. Маслов, в Англии, приехал с новыми идеями и попытался донести их до подопечных. Так, 4 сентября (знаменательная дата — запомним) автозаводцы в стиле чемпионов мира-66 сыграли без правого крайнего нападающего. Кто знает, что удалось бы, коли Виктор Семёнович ещё хотя бы год поработал... Однако тот сезон был, как ни печально, завершающий для тренера чемпионов СССР 1965 года. Развернуться с экспериментами не получилось.

Увольнение В. С. Марьенко было одним из двух предопределивших торпедовское отступление факторов. Крутое, по обыкновению, зиловское руководство ожидало неизбежных успехов и в следующем, послечемпионском сезоне. На то же, видимо, рассчитывали и футбольные обозреватели и корреспонденты. Право слово, так уж хороша была команда — и в аэропорту после чемпионства 65-го работяги встречали ночью, и литавры, и трубы, и праздник вечный. А тут ещё целый Стрельцов собственной персоной возвратился!

Притом о состоянии того же Батанова или Иванова никто как-то не задумывался. И то, что молодёжь надо растить, что всему здоровому и полезному надобно помогать. Когда же праздновали да встречали — никто о смене и не размышлял: кто ж в праздник о грустном вспомнит? Хотя тот же Маслов каждый раз, от души порадовавшись, в новый год смотрел. Очень увлекался дублем собственной команды; с этого и украинцев начал строить в 64-м. Московский автозавод был выше той прозы жизни. Результат — налицо. И не на один год.

Хотя, конечно, имелись для автозаводского отступления и объективные причины. Сейчас это прозвучит отговоркой, однако банальная грубость в ту пору позволяла, как ни удивительно, добывать очки. В. С. Марьенко так высказался в «Футболе» о матче с ЦСКА: «...нашему сильнейшему нападающему Стрельцову не по-спортивному не давали принять мяч. Единоборство с ним шло всё время на грани фола, и часто эту грань соперники переступали». Произнесено сдержанно и с достоинством. Прямо сказать, не набросишься же на армейцев с безапелляционной критикой. Просто к осени стало ясно: «Торпедо» оставшейся мощью обязано Эдуарду. Выбей его, выключи, спровоцируй (как в игре с «Локомотивом») — и не выгорит никакая автозаводская атака.

Так отчего же всё-таки пришедшим на смену Батанову и Иванову, а также многократно отлучавшемуся в сборную Воронину игрокам не удалось на тот момент закрыть нужные позиции и толково заиграть рядом со Стрельцовым?

Тема большая и сложная. Раскрыть её до конца, вероятнее всего, вообще не получится. Они, понятно, хорошие футболисты, а он великий. Но что это значит? И что такое мастерство?

Вернёмся к изначальному. Книга, на которую я много раз ссылался, называется «Вижу поле...». Однако, наивно говоря, его все мы видим. Пустое оно. Ну, иногда, к лету, зелёное.

А для него то поле — подвижное, трепещущее, клонящееся то в одну, то в другую сторону, оттого что наполнено игроками, которых, как известно, вместе двадцать две личности, и все они бегают, перемещаются, открываются, непрерывно помогая и мешая друг другу, — при этом мяч-то один, и надо каким-то манером им поразить означенные ворота. Да как? Вот и думай или, правильнее сказать, чувствуй, ощущай. Варианты-то имеются. Только найти тяжело. Тут кроме логики и здравого смысла ещё что-то есть. Что? Нашлось, похоже, отличие Стрельцова и некоторых (их совсем наперечёт) от нас с вами.

Он это знал. Мы — нет. Зато у нас большое преимущество: мы можем наслаждаться сделанным им и такими, как он. В самом деле, такое поле присутствует и в творчестве живописца, режиссёра, оператора, прозаика, поэта. И Стрельцов, свободно входящий в перечисленный ряд, далеко не всегда задумывался о тактическом рисунке следующего футбольного поединка. И это ещё мягко сказано. Потому что футбольное поле не отпускало его. Непрерывно, без перекуров и застолий, голова вынуждала трудиться тело. Что и подводило безжалостно к тяжкому понятию под названием творчество. Ведь мало ли, что сам слабый человек захотел. Непознанная природа заставляла (желал он того или нет) мыслить и действовать в тех же обстоятельствах, что и все остальные. При этом раз за разом получалось, что понимали-то его немногие.

Сравнение с шахматами уже использовалось. Повторюсь с удовольствием: гроссмейстер видит всю доску, Стрельцов — всё поле. Но на газоне-то — вечный «блиц»! Тоже думать надо, а некогда. К тому же футбол — игра коллективная. И значим итоговый счёт, а не показатели отдельного исполнителя.

Это-то Эдуард Анатольевич осознавал особенно. Проще сказать: он всегда помнил о необходимости командной победы. Кто поставит заключительную точку — дело второе. Важнее другое: собраться, разогнуться, разбежаться, пересечься нужно наиболее комфортно для своих и наивозможно неудобно для чужих. Для чего и необходимо «видеть поле» в динамике — с вероятными смещениями, перестроениями, рывками, остановками, ведением, коли надо, мяча, а также обводкой, если она так уж необходима.

Перечисленное богатство вариаций Стрельцов сознавал практически идеально и, что поражало видавших виды специалистов, — очень быстро. Молниеносно. И непостижимо. А. П. Нилин передаёт слова Эдуарда про эпизод матча с «Черноморцем» 1965 года: «Валя (Иванов. — В. Г.) меня после игры ругал, что же не отдал ему мяч, когда он в шести метрах сзади был — и совсем свободный. Я ему: “Кузьма! Ну неужели я тебя не вижу? Просто понадеялся, что сам забью”». Далее Александр Павлович весьма точен: «Вот это “неужели я тебя не вижу” в рассказе, где партнёр был за спиной (и на изрядном расстоянии! — В. Г.), объяснило мне про Стрельцова больше самых специальных комментариев и разборов...»

И правда — как ему это удавалось? Он-то сам прямо и просто объяснил тому же собеседнику: «Но в футболе у меня будто глаза на затылке прорезывались. На поляне я всегда всё видел: кто где находится, о чём сейчас задумался. Мне пас дают, а я уже успел посмотреть и решить даже, кому сейчас сам отдам мяч...»

Здесь у нас два попутчика наметились.

Прежде всего, Пеле, с которым Эдуарда Анатольевича так часто сравнивали. Некоторые «потерпевшие» после поединка с великим бразильцем утверждали, что он доподлинно видит происходящее сзади. Потому что глаза у трёхкратного чемпиона мира особо устроены, так вращаются здорово — могут за спину своему владельцу заглянуть. Обзор выходит — полные 360 градусов.