Яна побелела так, что веснушки казались черными, голубые прежде глаза тоже почернели, тонкие рыжие пряди прилипли к взмокшему лбу. Она выдернула у Саввы руку, попыталась сесть прямо, но получилось как-то неловко, словно украденные кости и плоть кривовато наделись на то, что было истинной Яной. Она положила руки на стол и стала смотреть перед собой. Взглядом с ней встречаться сейчас совсем не хотелось.

– Нарушение пакта Ноя – тяжкий проступок, – проговорил машгиах. – Примерно пять тысяч лет назад по местному времени Ветхий Днями принял решение больше никогда не применять массовое истребление в качестве средства влияния на результаты Эксперимента. И всем это запретил. С тех пор, как мы знаем, попытки нарушить запрет предпринимались неоднократно, а дважды едва не увенчались успехом. Также мы все знаем, что произошло с нарушителями.

Стелла хищно улыбнулась, сверкнув белоснежным оскалом.

– Не стоит так глупо улыбаться, Иф Штеллай. – В детском голосе задрожали угрожающе капризные нотки. – Чуму шестьсот лет назад устроили именно шеды, и никого из них уже нет с нами, и никогда больше не будет, потому что даже элементы их базового кода стерты и сами символы элементов кода уничтожены. Элохимов, которые не соблюдают прямой запрет Ветхого Днями, ждет небытие. В сравнении с попыткой нарушить Завет, преступное использование дубликатов реальных живых людей выглядит сущей мелочью и в части тяжести проступка, и по жестокости наказания.

Машгиах значительно посмотрел на Яну. В драматически сгустившейся тишине едва слышно шелестел вентилятор.

– Дубликаты признаю, – равнодушно произнесла Яна, не поворачивая головы. – А нарушать пакт Ноя не собиралась. Умысла не было.

– Мы не будем играть в человеческий суд, – повысил голос машгиах. – Это игра глупая и скучная – препираться о том, что и так всем понятно. Скажи лучше, на что ты рассчитывала? Что никто не заметит искусственного нарастания вероятности самоуничтожения человечества?

– На необратимость, – ответила Яна и усмехнулась.

– К сожалению, – вздохнул машгиах.

Он протянул назад руку. Старуха выхватила из воздуха большую книжку в яркой обложке. «Золотая книга сказок», – успел прочесть я.

– Вот что сейчас мы имеем, – начал машгиах, переворачивая страницы. – Даже после уничтожения Ишим Янай Элохим Меген – а ты будешь уничтожена, Янай, – мы не сможем откатить сценарий сферы достаточно для того, чтобы устранить главное последствие ее действий: Савва Ильинский всегда будет являться обладателем не только решения уравнения универсальной бинарной волны, но и всех переданных ему элохимом знаний и сохранит память о произошедших событиях, сколько ни перезагружай мы резервные копии сферы. Такое ядро необратимости – довольно большая редкость, и здесь оно сформировано с опорой на события двадцатилетней давности. Таким образом, угроза фатальной для цивилизации войны не только сохранится, но будет расти по экспоненте, пока не реализуется с неизбежностью. Простой перезагрузкой то, что натворила Янай, не исправить. Это может сделать только сам Савва.

Машгиах замолчал и посмотрел на Ильинского. Я тоже посмотрел на него, и Иф Штеллай, и Боб, и даже старуха в черном, в мгновение ока сжигающая города, – все уставились на Савву; и Яна, как-то нехорошо улыбнувшись, тоже повернулась и глядела на него, и от этой улыбки ее мне стало не по себе.

Ильинский провел рукой по волосам, расправил плечи и осведомился:

– А что, собственно, от меня требуется?

– Прекратить работу по проекту универсальной бинарной волны. Проще простого, – ответил машгиах.

– Нет, – сказал Савва.

Мальчик нахмурился и перевел взгляд на Яну.

– Скажи ему!

– Еще чего, – мотнула головой Яна. – Если мне в небытие, так хоть буду знать, что не зря.

Ее тонкие бледные пальчики легли на ладонь Саввы, сжали ее, и он ответил на это пожатие.