– Витя, ну что ты кричишь на всю улицу, как потерпевший! Тут я, тут!

В пяти шагах от меня, у поребрика, я увидел «Москвич-403»[55] – новехонький, сверкающий лаком, будто только что из магазина, в бирюзовом и бежевом цвете. Иф Штеллай стояла рядом и, улыбаясь, махала рукой. Она была похожа на фотомодель из автомобильной рекламы двадцатилетней давности: солнцезащитные очки «кошачий глаз», прямое короткое платье с широкими полосами цвета морской волны, открывающее блестящие загорелые коленки, густые темные волосы уложены в высокую прическу с локонами.

– Ты как будто из 60-х, – заметил я.

– А я и сейчас там. Не спрашивай, все равно не поймешь, садись… Ой, а с лицом-то что?!

В салоне «Москвича» вопреки ожиданиям вместо раскаленного пекла меня окутала приятная свежесть, пахло новым автомобилем и парикмахерской. Стелла сняла очки и повернулась ко мне.

– Говори, что с тобой опять приключилось?

– Не важно.

– Все равно ведь узнаю.

– Ну, подрался.

– Горе ты мое! – воскликнула Стелла. – Нет, тебя решительно нельзя оставлять без присмотра!

Она поставила на колени сумочку, раскрыла ее и принялась там сосредоточенно рыться.

– Так, это не то… это тоже… а, вот! Есть у меня тут одна «ромашка», она слабенькая, но все же лучше, чем ничего. Давай, наклоняйся ко мне, поправим тебе нос хоть немножко!

– Да не надо, – стал отнекиваться я из непонятного самому себе упрямства.

– Надо! – строго сказала Стелла. – Я тебя в таком виде к машгиаху не повезу.

Я проворчал что-то в том смысле, что вряд ли мой вид имеет хоть какое-то значение для такого персонажа, как машгиах, но все-таки снял очки, кепку и подвинулся к Иф Штеллай. Подушечкой указательного пальца с длинным ярко-алым ногтем она ловко подцепила из пластмассового блистера полупрозрачную, похожую на лепесток, пластинку и аккуратно налепила мне на переносицу. На миг вспыхнула слепящая боль, а потом так же мгновенно исчезла. Я опустил козырек над лобовым стеклом и посмотрел в зеркало. Черные круги вокруг глаз пропали, нос перестал быть похожим на багрово-сизый банан и стал почти нормального размера и цвета, только в точке удара осталась красноватая полоса и чуть заметный изгиб.

– Ну вот, красавец же? – подмигнула Стелла.

Я не возражал. Она завела мотор, и мы поехали. Из радиоприемника женский голос под очаровательно старомодную мелодию запел по-английски о шестнадцати причинах любить. Иф Штеллай подпевала тихонько. Мы пересекли Фонтанку, проехали по Садовой, свернули на проспект Маклина[56] и по Аларчину мосту перебрались через канал Грибоедова.

– Сейчас послушай меня внимательно, – сказала Иф Штеллай. – Ты, конечно, кое-что повидал уже, но визит к машгиаху – это не посиделки на «Невской волне». Во-первых, ничего не ешь и не пей, если предложат – отказывайся.

– А то что? Козленочком стану?

Она покосилась неодобрительно.