Журналисты пытались что-нибудь разнюхать про ребенка — многие были уверены, что он уже родился. Мартину Эмису позвонили из «Ивнинг стандард»: «Вы уже там были? Вы его видели?» Ему казалось нелепым, что его просят хранить это в секрете, но в данном случае Элизабет была согласна с полицией. Между тем вырисовывалось имя. Милан — как у Кундеры, да, но, кроме того, от индийского глагола
А потом настал день выборов, и об их ребенке никто уже не думал. Он сидел дома и не мог голосовать, потому что по-прежнему нельзя было зарегистрироваться, не указывая домашнего адреса. В газетах писали, что есть особая процедура, по которой бюллетень может получить даже бездомный; но для него особой процедуры не существовало. Он отодвинул эти горькие мысли в сторону и отправился к друзьям на вечеринки по случаю выборов. Его опять пригласили Мелвин Брэгг и Майкл Фут, но на сей раз обошлось без ужасного разочарования. Другую вечеринку устроили Хелена Кеннеди и ее муж хирург Йен Хатчисон. Объявили результаты: грандиозная победа «новых лейбористов» под руководством Блэра. Радости не было конца. На вечеринках рассказывали, что незнакомые люди делятся ею в метро — и это в Англии! — что таксисты принимаются петь.
Через два дня наступил трехтысячный день после фетвы. Элизабет выглядела необыкновенно красивой, до родов оставалось совсем немного. Кто-то залез в машину Клариссы и забрал сумку со всеми кредитными картами, а заодно солнечные очки Зафара, которые, видимо, приглянулись вору. Вечером они отправились на вечеринку, которую по случаю победы устроила для Тони Блэра газета «Обсервер» в «склепе» ресторана «Bleeding Heart», — на вечеринку, которую колумнист газеты Уилл Хаттон назвал «актом рукоположения». На ней новая блэровская элита — Гордон Браун, Питер Мандельсон, Маргарет Беккет, обе Тессы (Блэкстоун и Джауэлл) — радушно встретила его и приняла как друга. Были там и Ричард и Рути Роджерс, Нил и Глинис Киннок. Нил притянул его к себе и прошептал на ухо: «Теперь мы заставим сволочей это сделать». Да, конечно! «Его» сторона снова у власти. Как любила говорить Маргарет Тэтчер:
По пути на победную вечеринку Дик Старк дал ему письмо от Фрэнка Армстронга, где тот просил его «пересмотреть» все свои планы. Армстронг не хотел, чтобы существование новорожденного было признано публично, он считал, что свадьбу устраивать не следует, он не хотел, чтобы имя Элизабет значилось на антологии, которую они составили вместе. То, что полицейский чин считал возможным писать ему такое, было постыдной стороной его жизни. Он ответил Армстронгу сдержанно. Полицейская стратегия, написал он, должна основываться на том, что по-человечески возможно и не унижает людей.
Он допустил ошибку, согласившись участвовать в «Вопросах и ответах с Ризом Ханом» на Си-эн-эн: вопросы были неизменно враждебными. Из Тегерана его в миллионный раз спросили, «понимал ли он, что делает»; мужчина из Швейцарии задал вопрос: «Оскорбив британцев, Тэтчер и королеву, как вы можете оставаться в Англии?» Позвонила женщина из Саудовской Аравии: «Никто не должен обращать на вас внимания, потому что мы все знаем, кто есть Бог», и она же раз за разом спрашивала: «Но чего вы добились своей книгой? Чего вы добились?» Он старался отвечать на все вопросы легко, с юмором. Такова была его судьба — встречать враждебность улыбкой.
Позвонили ему домой. Женщина из «Дейли экспресс» сказала: «Я слышала, вас скоро можно будет поздравить, ваша подруга ждет ребенка». Из «Санди таймс» пришел факс: «Мы слыхали, что у Вас родился ребенок! Поздравляем! Примечательное событие! Разумеется, мы не назовем имен матери и ребенка из соображений безопасности, но а) как Вы намерены справляться с ролью родителя? б) усилятся ли теперь меры безопасности?» Желание Армстронга, чтобы рождение ребенка держали в тайне, было нелепым и ему не хотелось, чтобы Элизабет разводила вокруг этого секретность. К чертям, думал он, не надо ничего особенно скрывать, и будет меньше шума. Когда пресса чувствует, что от нее что-то прячут, ее аппетит растет. На следующий день появилась публикация в «Экспресс» на эту тему, где Элизабет не была названа по имени. Он подумал: и что в этом плохого? Он был рад, что это предано гласности, и статья была написана в очень приятном, доброжелательном тоне. Одним секретом меньше.
И тут, как по заказу, Хелен Хэммингтон все с той же старой песней. Если дом будет засвечен, сказала она, стоимость охраны утроится. «Но по окончательном рассмотрении, имея в виду, что это была ваша просьба, Джо, и исходя из того, что вы понимаете необратимость такого решения, мы готовы согласиться на ваше предложение отозвать группу охраны, и кандидатура Фрэнка Бишопа нами одобрена. Пусть он будет вашим охранником». По крайней мере эта часть была более или менее конструктивной. Но дальше пошло хуже. «Мы не хотим, чтобы на этой вашей антологии стояло имя Элизабет, — сказала она. — Это нас, честно говоря, ужасает. Может быть, еще не поздно это исправить? Убрать ее имя?» Если вам хочется публичного скандала, ответил он, таким способом вы его получите. «За ней могут проследить, — сказал Пол Топпер, новый человек в его охране. — Если бы мне сообщили, что Элизабет живет с вами, я нашел бы вас за одну-две недели, пользуясь услугами одного-двух помощников». Он старался оставаться спокойным. Указал им на то, что, когда его только начали охранять, у него была жена, чье имя все прекрасно знали, чья фотография была на первых страницах всех газет, и тем не менее она свободно приходила в его разнообразные убежища и уходила оттуда, и полиция не видела в этом проблемы. А теперь с ним живет невеста, чье имя не так хорошо известно, чьи фотографии никогда не публиковались. Делать из ее существования проблему нет никакого резона.
После этого он еще много чего сказал. Он сказал: «Я прошу одного — чтобы этой британской семье позволили жить своей жизнью и растить своего ребенка». И он заявил: «Вы не можете требовать от людей, чтобы они перестали быть теми, кто они есть, и делать ту работу, какую делают. Вы не можете рассчитывать на то, что Элизабет уберет свое имя со своей работы, и вы должны примириться с тем, что наш ребенок родится на свет, будет расти, заводить друзей, учиться в школе; он имеет право на сносную жизнь».
«Все это, — сказала Хелен, — обсуждается в министерстве внутренних дел на очень высоких уровнях».
24 мая 1997 года Али Акбар Натек-Нури, «официальный кандидат» на президентских выборах в Иране, потерпел тяжелое поражение от «умеренного», «реформистского» кандидата Мохаммада Хатами. По Си-эн-эн показывали молодых иранских женщин, требующих права на свободную мысль и лучшего будущего для своих детей. Получат ли они это? А он? Решат ли наконец между собой проблему новые лидеры в Иране и Англии? Похоже было на то, что Хатами позиционирует себя как руководителя, подобного Горбачеву, берущегося за реформирование системы изнутри. Это вполне могло свестись к чему-то недостаточному, вроде «гласности» и «перестройки». Ему трудно было возлагать большие надежды на Хатами. Слишком много уже было ложных рассветов.
Во вторник 27 мая в четыре часа дня Элизабет отправилась к своему гинекологу мистеру Смиту. И как только она вернулась домой — примерно в четверть седьмого вечера, — начались очень частые схватки. Он тут же дал знать охранникам, схватил сумку, уже неделю с лишним как собранную и стоявшую наготове у них в спальне, и их отвезли в родильное отделение в крыле Линдо больницы Сент-Мэри в Паддингтоне, где поместили в пустую угловую палату 407, в которой, как им сказали, родила обоих детей принцесса Диана. События развивались быстро. Элизабет хотела обойтись без медикаментов, и, проявляя обычную свою силу воли, обошлась без них — правда, из-за болей временами капризничала, что было на нее не похоже. В затишьях между схватками приказывала ему массировать ей спину, но, едва они начинались, не позволяла до себя дотрагиваться и требовала, чтобы он ушел с глаз долой. В какой-то момент комически воскликнула, обращаясь к акушерке Эйлин: «Меня тошнит от ваших духов, как я их ненавижу!» Милая безропотная Эйлин пошла мыться и переодеваться.
Он посмотрел на часы и вдруг подумал:
Элизабет позвонила Кэрол, он позвонил Зафару. На следующий день, в первый день жизни Милана, у младенца побывал брат и побывали «названые дядюшки»: Алан Йентоб (изменивший, чтобы приехать в больницу, свой рабочий график на Би-би-си) и Мартин Эмис, который пришел с Исабель, их дочерью Фернандой и своим сыном Джейкобом. День был солнечный.
Сотрудники Особого отдела тоже были взволнованны. «Это наш первый младенец», — сказали они. Никто из тех, кого они охраняли, не становился в это время родителем. Это было первое, в чем Милан оказался первым: он стал Ребенком подразделения «А».
Он помогал Биллу Бьюфорду работать над особым «индийским номером» журнала «Нью-Йоркер», и было решено сделать специальную групповую фотографию индийских писателей. И вот он оказался в студии в Излингтоне в обществе Викрама Сета, Викрама Чандры, Аниты Десаи, Киран Десаи, Арундати Рой, Ардашира Вакиля, Рохинтона Мистри, Амита Чаудхури, Амитава Гоша и Ромеша Гунесекеры. (Никто не мог толком объяснить, почему включили автора со Шри-Ланки — но что в этом было плохого? Ромеш — милый человек и хороший писатель.) Фотографировал Макс Вадукул, и делать это ему было нелегко. Как писал потом Билл, Вадукул «отчаянно пытался затолкать нестройную, непослушную группу в свою рамку. Результат очень показателен. В стопке фотоснимков мы видим вариации на тему пригашенной паники. В ком-то чувствуется смущение, в ком-то — любопытство, в ком-то — дурашливость». Ему же компания запомнилась как довольно добродушное в целом сборище, хотя Рохинтон Мистри (мягко) и Арду Вакиль (пожестче) критиковали Амита Чаудхури за стереотипный взгляд на парсское сообщество, который Амит выразил в рецензии на одну из книг Рохинтона. Амит один из одиннадцати писателей не пошел потом на обед в ресторан «Гранита» на Аппер-стрит — в тот самый, где Блэр и Браун заключили свой легендарный пакт о лидерстве в Лейбористской партии. Амит сказал потом Биллу: «Я понял, что не вписываюсь в эту группу. Не моя компания». Годы спустя Арундати Рой в интервью Амитаве Кумару призналась, что это была и не ее компания. Вспоминая о том дне, сказала она Кумару, она «посмеивается»: «По-моему, все со всеми были чуточку на ножах. Тут приглушенный спор, там кто-то дуется или бормочет сквозь зубы. Вежливость — прохладная, напускная. Все были немножко не в своей тарелке... Так или иначе, я не думаю, что хоть кто-нибудь на этой фотографии искренне считал себя принадлежащим к одной «группе» с остальными». Ему, однако, помнилось, что Арундати была настроена весьма дружелюбно и радовалась обществу, в котором оказалась. Может быть, он чего-то не увидел.
Через несколько дней после фотосессии он поехал на презентацию ее романа «Бог Мелочей», потому что получил удовольствие от встречи с автором и хотел помочь ей отпраздновать большой момент в ее жизни. На сей раз мисс Рой была в более колючем настроении. Тем утром в «Нью-Йоркере» появилась рецензия на ее роман, написанная Джоном Апдайком, — рецензия в целом положительная, ну, не десять из десяти, но, наверно, восемь с половиной. Так или иначе, отличная рецензия для первого романа, которую напечатал престижный журнал, а написал гигант американской литературы. «Вы ее видели? — спросил он ее. — Вам, думаю, очень приятно». Мисс Рой изящно пожала плечами. «Да, видела, — подтвердила она. — И что такого?» Это было неожиданно и по-своему впечатляюще. «Ну что вы, Арундати, вы слишком невозмутимы, — сказал он ей. — С вами настоящее чудо происходит. Ваш первый роман имеет грандиозный успех. Первый успех — ни с чем не сравнимая вещь. Насладитесь им как следует. Не будьте такой невозмутимой». Она посмотрела на него в упор. «А я вообще довольно невозмутимая», — сказала она и отвернулась.
После экспансивного вступительного слова ее издателя Стюарта Проффита она долго, сумрачно читала отрывок из романа, и Роберт Маккрам, очень успешно оправлявшийся от инсульта, прошептал ему: «Пять из десяти». В машине по дороге домой Пол Топпер из службы охраны заметил: «После речи издателя я решил было купить книгу, но после чтения подумал, что, пожалуй, не куплю».
Элизабет вернулась из больницы с Миланом, и пришла Кэролайн Мичел — она принесла ей «второго ребенка»: готовый экземпляр «Антологии индийской литературы», изданной под брендом «Винтидж» (позднее в Америке книгу опубликовали под названием «Зеркала»). А вне пузыря охраны прокладывала себе путь новость о рождении Милана. Про это написала «Ивнинг стандард», назвав имя мальчика. Полицейские по-прежнему были очень озабочены тем, что в газеты может просочиться имя Элизабет, и усиленно старались это предотвратить. И пока что оно не просачивалось. Его снова привезли в шпионскую крепость, где мистер День и мистер Утро тоже были обеспокоены из-за Элизабет и Милана. Но «конкретная угроза», сказали они, отведена, планы злоумышленников «сорваны». Подробностей никаких. Он вспомнил про «большой тяжелый кулак», питая надежду, что этот кулак поработал как следует. Означает ли это, что ему уже не надо волноваться из-за планов убийства? «Этого мы вам не говорили», — заметил в ответ мистер День. «По-прежнему имеются серьезные причины для беспокойства», — подтвердил мистер Утро.
Между тем клеветники из «Ежедневного оскорбления» готовили публикации о том, что после рождения Милана расходы страны на него возрастут (на самом деле они не возросли). Он ожидал заголовка РЕБЕНОК РУШДИ ДОРОГО ОБХОДИТСЯ НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИКАМ. Но появился другой заголовок: РУШДИ ТРЕБУЕТ У БИ-БИ-СИ ВЫКУПА. Он якобы ставит под удар проект фильма по «Детям полуночи», предъявляя несусветные финансовые требования. Приведенные цифры превышали реальные более чем вдвое. Он поручил свои адвокатам подать иск, и несколько недель спустя боссы «Оскорбления» пошли на попятный и извинились на страницах газеты.