— Как мило, — проговорила Наташа и с благодарностью посмотрела на меня.
— Спасибо, — прошептала затюканная классом «серая мышка» Ирина Пономарёва, едва не плача. Она и досталась мне, потому, что никто из мальчишек не хотел её «брать».
— Да, пожалуйста! — небрежно бросил я улыбаясь.
— А где ты это всё взял? — спросила Наташа.
— Сам сделал. Делов-то! На один вечер.
Классная во время процедуры дарения стояла и улыбалась так, будто ей самой подарили хрустальный сервиз. Её глаза лучились одобрением и добротой. Хорошая у этого класса была классная руководительница. Она любила детей и не скрывала этого.
С того времени я и медитировал над акварельными миниатюрами. А потом нарисовал «Монополию». Как-то на ум пришло. Да-а-а… «Денежки» «напечатал», вырезав из резины простенькие штампы. Фишки сделал из деревянных «чурбачков», напиленных из реек разного профиля и покрашенных разной краской. Канал поставки типографской краски я поддерживал в постоянном рабочем режиме, так как футболки продолжал трафаретить. Роман забирал их сотнями. Не знаю почему, но они ему нравились больше тех, что стали печатать к него в таборе. Хотя… Я предполагал, что он продавал и те и мои. Поезда ходили в обе, так сказать, стороны. Оттуда он вёз товар, вроде как, из Европы, а отсюда, вроде как, из Японии. Тем более, и тематика штампов, как раз соответствовала «востоку»: дзюдоисты, каратисты, Брюс Ли.
Монополия получилась «фирмовая» и сразу понравилась ребятам. Нас как раз было четверо и мы с удовольствием провели время аж до девяти вечера. Потом мы вызвали такси и они уехали, забрав с собой Леру, которая, похоже, намеревалась снова остаться у меня, объясняя тем, что она учится со второй смены. Эх! Такие вот дела-а-а…
На завтра после школы меня встретил Рамзин, посадил в машину и отвёз в больницу ДВО РАН. На голодный, млять, желудок, паразит. Но и слава, как говорится, Богу, ибо пихали там в меня всякое разное во все имеющиеся слепые и не очень слепые отверстия.
По причине того, что мой мозг был готов к подобной экзекуции, перенёс «пытку» достойно, воспринимая процедуры, как стихийное погодное явление. После медицинских «экзекуций» мея подвергли проверке на «детекторе лжи», во время которой я говорил только правду и ничего кроме правды. Вопросы были лояльными. Наверное, для того, чтобы я привык к «допросу» и расслабился. Электроника «детектора» настроена на всплески эмоций, а они не возможны без неожиданности. И хотя мне были известны опасные для меня вопросы, их, заданных неожиданно я опасался до дрожи в коленках и сердечной аритмии. Да-а-а…
Я убеждал себя, что «хуже уже не будет, ибо не куда хуже», но подспудно знал, что может… Может быть и много хуже. «Там» работали специалисты могущие делать хуже, хуже и хуже. Рассказывали мне друзья-товарищи, побывавшие под гнётом репрессий, связанных с запретом карате.
Не знаю, где всё это время находился Рамзин, но как только со мной закончили эксперименты, он появился в дверях врачебного кабинета, в который меня перевели после «детектора» и в котором продолжили исследования моего мозга, ибо я был облеплен датчиками, как космонавт.
— Всё, молодец! — с порога сказал Сан Саныч. — Пойдём я тебя покормлю!
— Пойдём, — сказал я устало и несколько раздражённо, так как терпение моё было уже на исходе. — А куда?
— Тут хорошо готовят.
— Тут⁈ — удивился я. — Судя по запаху варёного минтая — не очень чтобы и хорошо. Может поедем ко мне? У меня позавчерашний борщ и мясные котлеты. Сам готовил. Не отравимся — точно!
— Да? — вопросил Рамзин. — Мне твой борщ нравится. Ты фасоли много кладёшь.
— И на двух «мясах» и долго варю бульон: на свинине, говядине и «куче» разных мослов костей, в том числе и мозговых.
— Ну ты и эстет! — восхищённо проговорил Рамзин. — Тогда, конечно, едем к тебе.
Я, действительно варил бульон долго и много, разливая потом его по небольшим кастрюлькам. Получалось что-то вроде холодца. Часть бульона я и делал холодцом, а часть замораживал. Пластиковой тары сейчас не было, поэтому пришлось закупить металлическую. Потом я брал замороженный бульон и варил на нём всё, что угодно, кроме компота, конечно. Даже рис, или какую другую крупу. Получалось и питательно, и вкусно. А холодец тоже можно было на бульон пустить, при необходимости. Но я любил холодец в будущем, и продолжал любить его и в настоящем.