– Я ничего не хочу. Мне вообще здесь не нравится.

– Сам же придумал, – напоминает ему Сильвия. – Ты же хотел палатки ставить.

Лучше б она этого не говорила, но откуда ж ей знать? Заглатываешь его приманку, а он подбрасывает еще одну, потом еще и еще, пока, наконец, его не стукнешь, а на это он и напрашивался.

– Мне наплевать, – говорит он.

– И очень зря, – отвечает она.

– А все равно.

Близится взрыв. Сильвия и Джон смотрят на меня, но я сижу с каменным лицом. Очень жаль, что так получилось, но сейчас ничего поделать не могу. Любые споры только все усугубят.

– Я не хочу есть, – говорит Крис.

Никто не отвечает.

– У меня болит живот, – говорит он.

Взрыва не будет: Крис поворачивается и уходит в темноту.

Доедаем. Помогаю Сильвии вымыть посуду, а потом садимся ненадолго у костра. Фары выключаем, чтоб не сажать аккумуляторы – ну и все равно это не свет, а уродство. Ветер поутих, и костер слабо светит. Немного погодя глаза привыкают. Еда и злость несколько сняли сонливость. Крис не возвращается.

– Не думаешь, что так он тебя просто наказывает? – спрашивает Сильвия.

– Думаю, – отвечаю я, – хотя дело не в этом. – Немного поразмыслив, добавляю: – Это термин из детской психологии, а такой контекст мне не нравится. Давай лучше просто скажем, что он – отпетый мерзавец.

Джон посмеивается.

– Ладно, – говорю я, – хороший был ужин. Вы уж меня за сына извините.

– Да все в порядке, – отвечает Джон. – Только жалко, что он ничего не поест.

– Ему хуже не станет.

– Не боишься, что он заблудится?

– Нет, тогда он начнет орать.