— Я собираюсь его найти, — говорит Иван. — Только для этого мне надо понять, как он пропал.

— Ты из ментовки, что ли? — Чернецов ставит бутылку на пол, словно в ней может быть какой-нибудь полицейский яд.

— Нет. Я работаю на американскую страховую компанию.

— Ни фига не понимаю.

— Это длинная история.

— Длинную не надо, — машет рукой альтист. — К длинной я не готов.

— Если коротко, я хочу знать, что случилось с Ивановым. Почему он пропал.

— Мы тоже голову ломали, но так и не поняли. Этот гондон Иноземцев чего-то недоговаривает. Знаешь Иноземцева?

— Вчера познакомились.

— Гондон.

Штарк чувствует, что разговору недостает содержательности.

— Иноземцев сказал мне, что вы были в клубе после концерта, Боб играл там на скрипке, а потом ушел.

— Играл — не то слово. Он так играл, что… Анечка даже расплакалась. Знаешь Анечку Ли?

Вот как, оказывается, звали женщину, которая была с музыкантами в клубе, думает Иван.

— Не знаю. У тебя есть ее телефон? Я хочу поговорить со всеми, кто там был.

— Анечкин телефон только у спонсора есть. Это спонсорская Анечка, — качает головой Чернецов под хихиканье Ксю.

— Спонсор — это Константинов? Из «Госпромбанка»?

— Угу. Он везде таскал ее с собой.

— Это она в клубе попросила Боба сыграть?

— Да. А он не хотел. Чуть ее не послал. Но Константинов сказал выполнять, он и пошел на сцену.