Графиня тяжело вздохнула, вытерла набежавшую слезу.
— Не забыла, что я говорил про склеп? Ни в коем случае нельзя его открывать. Будешь продавать замок — предупреди новых владельцев.
— Не волнуйся, я помнить. Никто туда не ходить, даже к кладбищу.
Я кивнул, притянул её и поцеловал в лоб.
— Мне пора, Эльза.
— Погоди! Чуть не забыть!
Она подняла руку и махнула ладонью. Тут же подбежала служанка с небольшим свёртком.
— Возьми. Я знайт, офицерам тяжело служить: маленький жалованье, злой оберст. Это подарок! Открой потом, когда скучать по мне. Прощай, Констан!
Напустив на себя безразличный вид, графиня Эльза Теодора фон Брандершвейк развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь. Я смотрел ей вслед и старался не улыбаться — железный всё-таки у неё характер! Лет через пятьдесят у неё будет куча детей, толпа внуков и она будет держать их в ежовых рукавицах. И если я доживу и заеду в это время, готов поспорить, никто даже не пикнет, что их бабушка привечает какого-то человека. Но я, пожалуй, не буду так испытывать судьбу.
Вскочив в седло, я спрятал свёрток с подарком в сумку и направил лошадь к воротам. Уже отъехав от замка на сотню аршин, я обернулся. На зубчатой стене замка стояла Эльза и махала платочком мне вслед. Послав ей воздушный поцелуй, я пришпорил коня и оставил графиню и нашу встречу в прошлом.
Глава 40 — Рыцарь Тау
Обратный путь оказался легче: дорога известна, запасов в достатке, отвлекаться на разведку не требуется. Драгуны тоже повеселели — задание выполнено, потерь почти нет, да и Суворов пообещал им награду за отличную службу. Сам он, кстати, выглядел довольным и улыбался гораздо чаще, чем раньше. По всем признакам и сделка состоялась.
Любопытство всё-таки мучило меня: на что пошло золото? Это был подкуп или Суворов что-то получил взамен? На одном из привалов я раскинул “ловчую сеть” и аккуратно осмотрел его багаж. Ага, там появился прямоугольный кожаный саквояжик, в котором обычно возят документы. Заглянув внутрь, я обнаружил толстую пачку каких-то бумаг, причём и старых, уже ветхих от времени, и новых, “пахнущих” недавними чернилами. Жаль, что нельзя заглянуть в их содержимое, очень жаль.
Компромат, решил я после раздумий. Быть может, на наших союзников — Габсбурги юлили, затягивали с помощью и частенько оставляли русские войска без поддержки. Полагаю, в бумагах есть средство, чтобы заставить их воевать активнее. Интересно, это личная инициатива командующего Первым корпусом Фермора или интрига Петербурга? Даже хорошо, что я не узнаю таких “высоких” политических подробностей — у меня другие цели, и разбираться в этом болоте не требуется.
Между делом я отдал Суворову карту с нанесёнными данными разведки. Он развернул её, внимательно изучил и удивлённо посмотрел на меня.
— Так вот чем ты занимался в моё отсутствие! Ты просто кладезь скрытых талантов. Толково, очень толково. У нас в штабе едва ли пара офицеров будет, кто так умеет. Хочешь, я похлопочу перед Фермором, чтобы тебя забрали в штаб?
Я рассмеялся.
— Спасибо за предложение, но я откажусь. Нет, даже не уговаривай. Военную карьеру я точно делать не собираюсь, и толку от меня будет больше при пушках. Да и в штабах, полагаю, не обходится без политики и интриг, а я их терпеть не могу.
Суворов вздохнул.
— Что есть, то есть. И выслуживаются, и наушничают. Хотя, по совести, хороших офицеров больше, чем карьеристов. Но нет так нет, настаивать не буду.